"Якуб Колас (Константин Михайлович Мицкевич). На росстанях [H]" - читать интересную книгу автора Лобанович не откликался.
- Что за черт? - услыхал Лобанович сердитый голос друга. Выждав еще с минуту, Лобанович снова постучал. Турсевич сердито сорвался с места и направился к двери. Лобанович спрятался за толстую березу. Турсевич приоткрыл дверь, высунул голову и стал смотреть. Нигде никого нет. Как только он закрыл дверь и запер ее на задвижку, Лобанович прыгнул на крыльцо. - Кто? - спросил Турсевич, не открывая двери. - Не скажу! - ответил Лобанович. - Ах ты медведь тельшинский! - радостно крикнул Турсевич. - Ну, иди, иди, брат... Ах ты фрукт этакий! - весело проговорил он и распахнул настежь дверь в свое жилище, чтобы осветить путь гостю. Турсевич немного отступил в глубь комнаты и приготовился встретить друга, которому был очень рад. Бойкие серые глаза его впились в Лобановича, из них так и сыпались искры смеха. Лобанович остановился возле двери. Мгновение друзья оглядывали друг друга, а лица их светились веселым смехом. - Пусть не падет на тебя тень березы, под которой сидел грек! - важно и высокопарно проговорил Лобанович. - Да не очутишься ты в положении собаки, которая сидит на заборе! - ответил хозяин. Обменявшись шутливыми приветствиями, друзья обнялись и сердечно поцеловались. Турсевич возбужденно тряс друга за плечи, громко смеялся. ты должен проведать меня... Ну, садись! Турсевич собрал со стола книги, аккуратно сложил их и убрал на полку. Его комната отличалась самым строгим порядком и чистотой. Вся квартира его состояла из одной клетушки - крестьянской хаты, но он умел придать ей какой-то особый уют. Убирая комнату, Турсевич ни на минуту не умолкал, торопливо забрасывая друга вопросами, говорил и за себя и за него. - Ну вот что, Лобуня, сейчас закажу хозяйке самовар. Будем сидеть, пить чай и говорить. Люблю я, знаешь, этак с приятелем за чаем посидеть! Эх, что ж это я? Стой, брат! - прервал Турсевич себя. - Мы прежде всего закусим. У меня, брат, очень славное сало есть... Ну, знаешь, чувствовала душа, что ты приедешь: был на станции и сала купил. Обожди-ка, брат! У нас есть совсем другая музыка! - Такие разумные вещи не каждое ухо услышит, - ответил Лобанович. - Одним словом, голова твоя министерская! И дозволь мне, великий пустынник и мой учитель, сказать несколько слов по этому случаю. - Валяй! Лобанович поднялся, состроил важную мину и начал: Люблю посуды стук урочный И песню терки слушать рад, Люблю шипенье шкварок сочных, Приятен мне их аромат. Пускай клянет отец духовный, Пускай сулит мне пекло он, |
|
|