"Якуб Колас (Константин Михайлович Мицкевич). На росстанях [H]" - читать интересную книгу автора

Лобанович не откликался.
- Что за черт? - услыхал Лобанович сердитый голос друга.
Выждав еще с минуту, Лобанович снова постучал. Турсевич сердито
сорвался с места и направился к двери. Лобанович спрятался за толстую
березу. Турсевич приоткрыл дверь, высунул голову и стал смотреть. Нигде
никого нет. Как только он закрыл дверь и запер ее на задвижку, Лобанович
прыгнул на крыльцо.
- Кто? - спросил Турсевич, не открывая двери.
- Не скажу! - ответил Лобанович.
- Ах ты медведь тельшинский! - радостно крикнул Турсевич. - Ну, иди,
иди, брат... Ах ты фрукт этакий! - весело проговорил он и распахнул настежь
дверь в свое жилище, чтобы осветить путь гостю.
Турсевич немного отступил в глубь комнаты и приготовился встретить
друга, которому был очень рад. Бойкие серые глаза его впились в Лобановича,
из них так и сыпались искры смеха.
Лобанович остановился возле двери.
Мгновение друзья оглядывали друг друга, а лица их светились веселым
смехом.
- Пусть не падет на тебя тень березы, под которой сидел грек! - важно и
высокопарно проговорил Лобанович.
- Да не очутишься ты в положении собаки, которая сидит на заборе! -
ответил хозяин.
Обменявшись шутливыми приветствиями, друзья обнялись и сердечно
поцеловались.
Турсевич возбужденно тряс друга за плечи, громко смеялся.
- Ну и молодчина! Ей-богу, молодец! Я, правду сказать, так и думал, что
ты должен проведать меня... Ну, садись!
Турсевич собрал со стола книги, аккуратно сложил их и убрал на полку.
Его комната отличалась самым строгим порядком и чистотой. Вся квартира его
состояла из одной клетушки - крестьянской хаты, но он умел придать ей
какой-то особый уют. Убирая комнату, Турсевич ни на минуту не умолкал,
торопливо забрасывая друга вопросами, говорил и за себя и за него.
- Ну вот что, Лобуня, сейчас закажу хозяйке самовар. Будем сидеть, пить
чай и говорить. Люблю я, знаешь, этак с приятелем за чаем посидеть! Эх, что
ж это я? Стой, брат! - прервал Турсевич себя. - Мы прежде всего закусим. У
меня, брат, очень славное сало есть... Ну, знаешь, чувствовала душа, что ты
приедешь: был на станции и сала купил. Обожди-ка, брат! У нас есть совсем
другая музыка!
- Такие разумные вещи не каждое ухо услышит, - ответил Лобанович. -
Одним словом, голова твоя министерская! И дозволь мне, великий пустынник и
мой учитель, сказать несколько слов по этому случаю.
- Валяй!
Лобанович поднялся, состроил важную мину и начал:

Люблю посуды стук урочный
И песню терки слушать рад,
Люблю шипенье шкварок сочных,
Приятен мне их аромат.
Пускай клянет отец духовный,
Пускай сулит мне пекло он,