"Леонид Леонтьевич Кокоулин. Затески к дому своему (Повесть) " - читать интересную книгу автора

- Ты только, папань, смотри в оба. Ладно?!.
Анисим с Гришей обошли плотный, словно городьба, мелкий лиственничек,
обогнули каменный выступ горы и вошли в ровный, как свечки, сосняк. Мох
был до того светел и глубок, что тут же хотелось упасть в него лицом и
лежать, раскинув руки. Но Анисим шел ровным, неспешным шагом, и Гриша
поспевал за ним, не оглядываясь.
Тропа постепенно стиралась и теперь лишь угадывалась по приметам не
столь очевидным. Чем ближе подбирались к перевалу, тем заметнее редел и
срезался уступами лес. Все чаще попадались куреня разлапистого зеленого с
голубым отливом стланика, а на самом хребте горы стланики лежали навзничь,
обсыпанные мелкой смоляной шишкой.
- Ничего себе забрались! - восхитился Гриша.
- А как насчет перекусить? - Анисим обернулся и замер. Перед ними
далеко внизу ослепительной голубизной сверкал Байкал. А до самой кромки
воды черненым серебром стелилась тайга. - Вот где обиталище души
человеческой, - засмотревшись, выдохнул Анисим. - Вот оно сотворение
Господне...
- А учитель физкультуры нам говорил, что Бога нет, - с настойчивой
робостью возразил Гриша. Он вспомнил, как учитель жег иконы и
приговаривал: "Смотрите, и ничего мне за это. Был бы бог - наказал"...
- Бог и покарал твоего учителя - отнял у него разум, - возразил
Анисим. - Вот и ходит он по домам, ищет душу свою.
Гриша верил отцу, его слова западали в сердце. Они стояли и молчали,
и было так хорошо. А когда Гриша поднял глаза, на выступе скалы замер
рогач.
- Папань, - прошептал Гриша, показывая на зверя.
Изюбр, подобрав ноги, тут же исчез в зарослях кедрача.
- Что же не стрелял? - упавшим голосом спросил Гриша.
Анисим опустился на валежину.
- Мне как-то и в голову не пришло.
- Зачем мы тогда тут?
Анисим пожевал хвоинку.
- Оглох я от стука, сын. Тишины душа просит, - виновато признался
Анисим. Гриша и сам в отцовском цехе не знал, куда деться от бочкотарного
грохота. Звук этот налетал со всех сторон, валился с потолка, грохот шел
через руки, проникал в грудную клетку и там с треском рушил перегородки,
отыскивая себе место. А не найдя, словно пузыри, лопался, истошно гудел в
груди, переполняя ее и вытесняя все остальное.
Гриша и сейчас слышал, как еще живет в нем надрывающий силы звук.
Вот и отец выдавливает из себя глухоту.
- Ты чего, папань, как из-за реки кричишь? Я же рядом стою.
- И правда, тишину хочу перекричать. А вот что вспомнилось. Да ты
садись, - похлопал он по валежине. - Мы с твоим прадедом, моим дедом
Аверьяном, бывало, промышляем, а ему в ту пору уже много годов значилось и
на ухо он тужел. Сидим иной раз у костра, я ему рассказываю - кричу, а он
тихонечко возьмет и скажет: "Ты чего, Анисим?.. Я же и так слышу,
внучек, - всегда хорошо в лесу слышу".
- В Сплавной, что ли?
- Да нет, Гриша, дома, в Сибири. На Сплавную мы тебя вот таким
привезли, - показал Анисим. - С метр от земли.