"Леонид Леонтьевич Кокоулин "Андрейка" (повесть) " - читать интересную книгу автора

Не спала только Степанида, жена Виктора, в бригаде все звали ее тетей
Стешей. Женское дело известное: перемыла посуду, пеленки постирала,
повесила сушить (с ними путешествовал сынишка, годовалый Андрейка). И
вдруг за полночь - будто кто по полотнищу палатки горящей головней -
грянул гром, посыпался дождь, крупный, тяжелый, как горох. Тетя Стеша,
боясь наступить на спящих, пробралась к выходу снять пеленки, и секундой
позже за порогом послышался ее отчаянный крик:
- Мужики! Плоты!..
По берегу в исподнем забегали люди. Разыгрался ветер. Река, осатанев,
скакнув на полметра вверх, разворачивала плоты. Как нитки лопались
специальные причальные тросы.
Тетя Стеша видела, как братья по грудь в воде пробрались к ближнему
плоту, вскарабкались на бревна к кормовому веслу и навалились на него, но
тут оборвалась последняя чалка - плот исчез во тьме. И только еще раз
молния осветила его, когда в мареве брызг летел он на волне к яру...
Вот и взгромоздили лэповцы на круче гранитную глыбу - памятник
братьям.
Но беда не ходит одна - полгода спустя погибла и тетя Стеша.
Бригада тогда перебиралась на новое место. Трактор тащил в гору
балок-кухню, тетя Стеша готовила обед. И вот на самом подъеме лопнул
новенький, только со склада, шкворень. В окне замелькали кусты,
заплескался на плите суп. Заметалась Стеша, раскрыла дверь и выпрыгнула,
да оступилась, скользнула в колею, и полоз надвинулся на нее...
Тетю Стешу положили на лафет подъемного механизма и отвезли к той же
гранитной глыбе на берег Нюи. Парни палили из ружей.
У лэповцев появилась традиция: попал на берег Нюи - сними шапку,
постой молча у серого камня, на котором нет надписи...
Приезжали из райисполкома, хотели увезти Андрейку в детский дом, но
лэповцы не отдали его. По ночам стирали пеленки, купали малыша, кроили и
шили, как могли, рубахи. Так и рос Андрей бригадным сыном.


Утро на ЛЭП начинается с разбора портянок. Действует закон тайги: кто
первый встал, того и сапоги.
В двадцатишестиместной палатке тридцать человек. Ставили вторую - все
равно набиваются в одну. В тесноте, зато вместе. Толкаются, курят.
Каша уже на столе, дымит в чашках. Горки хлеба. Масло на тарелке.
Селедка разделана прямо на доске.
Талип (монтажник, татарин) греет у печки Андрейкину одежду, поет: "Не
кочегары мы, ларга, и не плотники, ларга, и возражений ек, ек, ек". Он
проталкивается к Андрейке, бросает ему рубашку, штаны.
- Скажи, Андрей, деду (дед - это я, Антон Дюжев): не надо нам твой
железо, давай рул, баранку, - и щурится на меня.
- Хорошо бы нам, дед, машину, - говорит Андрей. Надевает штаны с
начесом, идет умываться.
В углу под умывальником лед горкой, и Андрей никак не может
установить перевернутый вверх дном ящик. Берет топор, рубит лед. Ставит
ящик, залезает на него.
- Глаза и шею мой, - предупреждает Талип.
- Шею! - сразу же сжимается в комочек Андрей: неохота мыть шею -