"Ирмгард Койн. Девочка, с которой детям не разрешали водиться " - читать интересную книгу автора

смывать свой позор, потому что этот кровожадный негодяй дал пощечину
вице-королю, и фетишу, и мне тоже. Собралось много народу, кровожадный
негодяй кричал, что мы хотели обидеть его бедную, ни в чем неповинную
маленькую девочку. "Как не стыдно этим грубиянам!" - кричали люди. А фрау
Мейзер, ядовитая каракатица, которая тоже стояла в толпе, визжала громче
всех: "Эту девчонку я знаю!"
Когда мы побежали, девочка в белом платье бросилась за нами. Она больше
не ревела, а, наоборот, хотела с нами играть. Но мы не играем с такими
маленькими детьми, мы их только спасаем.
Вечером ядовитая каракатица все рассказала нашим родителям. А перед
этим она выследила, где находится наша пещера, и потом выдала нас нашему
самому страшному врагу - подлому сторожу парка. Мы зовем его ползучей лесной
гадиной, потому что он правда очень противный. В парке есть и хороший
сторож, его мы зовем повелителем джунглей. Мы его защищаем и однажды
перекопали ему сад, а он дал нам за это молока и развел костер, чтобы мы
напекли картошки.
И вот мы, трое главных, снова у себя в пещере и совещаемся; у
вице-короля щека распухла, словно его ужалила пчела. На даче моя мама, тетя
Милли и другие женщины всегда громко визжали от страха и смешно размахивали
руками, когда после обеда над пирогом со сливовым вареньем кружились большие
полосатые, страшные осы. Пчел все считали еще опаснее, а шмели, похожие на
прелестные жужжащие бархатные подушечки, считались даже в тысячу раз
опаснее. В парке я как-то тайком подошла к дереву, сняла с листика пчелу и
держала ее в руке до тех пор, пока она меня не ужалила. Для меня это было не
так уж страшно, для пчелы было куда хуже: она ведь истратила все свое жало,
а другого у нее никогда больше не будет. У меня только немного распухла
рука, больше ничего. А я-то думала, что от укуса пчелы бог весть что
случится.
Итак, мы сидели в пещере, как вдруг примчались идолы и фетиш. Они
дрожали от волнения. Вице-король приказал: "Поклонитесь камням нашей
крепости". Они поклонились и прокричали, как греческий хор, а это им
приходится каждый раз очень долго разучивать: "Ползучая лесная гадина
приближается, о господин!" Но лесная гадина вовсе не приближалась. При слове
"господин" она была уже здесь - прямо перед нашей пещерой. Идолы и фетиш
сразу же скрылись, не дожидаясь приказания, а мы, трое главных, были пойманы
в пещере, и Отхен Вебер, который был третьим по старшинству и сидел
наполовину снаружи, первым заработал пощечину. И все из-за того, что нам не
разрешается рыть в городском парке пещеры, и еще из-за истории с елью. Но
это ужасно подлое подозрение, одна только Лаппес Марьей знает всю правду.
Лаппес Марьей собирает тряпье, она уже совсем старая и бедная, глаза у
нее воспалены, а руки дрожат. Мы следим за тем, чтобы другие дети не кричали
ей вслед "ведьма" и не бросали в нее камнями. Но этого они почти никогда
теперь не делают, потому что нас все боятся.
Ель мы спилили в прошлом году на рождество. Собственно говоря, мы
спилили ее только наполовину, потом она сама упала. Если бы не мы, у Лаппес
Марьей на рождество не было бы елки. Елка была такая большая, а комната
Лаппес Марьей такая маленькая, что мы не могли поставить в ней елку, и нам
пришлось положить ее поперек комнаты. Это было похоже на дикие заросли, ель
как будто спала. В комнате ни для кого, даже для Лаппес Марьей, больше не
было места. Мы стояли в дверях, смотрели на елку и пели "Тихая ночь, святая