"Ирмгард Койн. Девочка, с которой детям не разрешали водиться " - читать интересную книгу автора

какой-нибудь ребенок, то мне говорят: "Возьмитесь за руки и идите вперед". У
меня очень много товарищей, с которыми я играю, но мы никогда не беремся за
руки, когда мы одни и бежим в городской парк или еще куда-нибудь.
А когда я гуляю с родителями и тетей Милли, я им мешаю, и они все время
на мне что-нибудь поправляют; им всегда кажется, что у меня недостаточно
опрятный вид. Они часами сидят в скучном кафе и не дают мне даже спокойно
выпить лимонад. Из приличия и чтобы не застудить горло, я должна пить
малюсенькими глотками, иначе мне сейчас же скажут, что я глотаю, как удав. А
потом они-отыскивают где-нибудь незнакомого ребенка, который пришел с
совершенно чужими людьми, и говорят: "Подойди к той маленькой девочке и
поиграй с ней. Видишь, она не спускает с тебя глаз. Познакомься же с ней, не
будь такой нелюдимкой. Ну, что же ты!" Все смотрят на меня, и я вынуждена
подойти к незнакомому ребенку. А я не хочу знакомиться, это ведь можно
делать только по своей воле.
Я очень обрадовалась, что в воскресенье днем мне не надо с ними идти.
Нам велели остаться дома и обдумать свое поведение. Тетя Милли сначала не
хотела оставлять меня одну из боязни, что я опять что-нибудь натворю. С ее
стороны это подлость - никогда мне не верить.
Сначала я и вправду стала обдумывать свое поведение, но потом мне
ужасно захотелось посмотреть наводнение в нашей новостройке, и к тому же
швей-невальдовские дети стали свистеть мне снизу. Их отец ночной сторож и
днем почти всегда спит, поэтому им никогда не попадает. Я крикнула из окна,
что мне запретили спускаться вниз. Тогда они стали свистеть Хенсхену Лаксу,
а потом опять мне. Хенсхен Лаке помахал мне купальными трусами и крикнул,
что они сейчас пойдут на новостройку плавать.
По правде говоря, в новостройке нельзя было по-настоящему плавать, но
зато можно было брызгаться, нырять и изображать подводную лодку. Купаясь, мы
немного запачкались, и нас никак не могли отмыть. Нам строго-настрого
запретили встречаться, потому что мы портим друг друга. Но это вовсе
неправда.
Теперь мы с Хенсхеном Лаксом пишем императору, чтобы все уладить и всех
спасти. Для этого нам необходимо тайком встречаться в старой крепости. Мне
приходится говорить дома, что я иду делать уроки к Альме Кубус, а Хенсхен
Лаке вступил в детское общество капеллана Шлауфа, чтобы петь там духовные
песни и слушать поучения. Но он туда не ходит.
Мы пишем императору сначала на черновиках. Об этом мы никому ничего не
говорим. Когда мы получим от императора ответное письмо или телеграмму, то
сначала в школе никто этому не поверит, а потом все удивятся и будут
преклоняться перед нами. Дома поймут наконец, что мы послушные и такие же
хорошие, как мальчик с пони, и даже намного лучше. И они будут счастливы,
что у них такие дети.
Мы с Хенсхеном Лаксом пишем не вместе, а Каждый в отдельности,- ведь
было бы просто ужасно, если бы мы получили в ответ всего одну телеграмму или
одно-единственное письмо на двоих. Может быть, ответ пришел бы Хенсхену
Лаксу и тогда он сказал бы, что это его собственность, или же нам пришлось
бы разорвать письмо пополам. И если бы император подписался: "Твой
Вильгельм", одному досталось бы "Виль", а другому "ельм", а букву "г" нам
пришлось бы разыграть, и в конце концов никому ничего бы не досталось. Мне
хочется получить ответ для себя одной, а Хенсхену Лаксу - для себя одного, и
мы не хотим ссориться, об этом мы напишем императору.