"Ирмгард Койн. Девочка, с которой детям не разрешали водиться " - читать интересную книгу автора

Боссельмана целые тюки таких картинок. Я надеялась, что, когда Элли будет
покупать тетради, он, может быть, даст ей в придачу какую-нибудь картинку и
мне тоже одну. Я очень хорошо знаю, что говорят взрослые, когда что-нибудь
покупают, и поэтому я сказала: "Как дела, господин Боссельман?" А он ответил
мне, как взрослой: "Плохо! Плохо!" - и многозначительно покачал головой.
После этого я сказала, как это иногда делает мой отец, когда хочет помочь
кому-нибудь нести вещи: "Давайте-ка сюда что-нибудь, господин Боссельман, не
будем церемониться", - и купила на пятьдесят пфеннигов переводных картинок.
Их было так много, что у меня от волнения перехватило дыхание.
Мы с Элли подошли к киоску с газированной водой, и я угостила ее на
свои деньги водой с сиропом. Мой отец и господин Клейнерц, когда у них
бывают какие-нибудь неприятности, тоже ходят в пивную и пьют там у стойки,
но мама не любит этого. Потом я побежала домой, потому что мы как раз
переезжали на другую квартиру. Мы переехали в соседний дом, чтобы занять
большую площадь. Ведь наша тетя Милли становится с каждым днем все толще и
толще.
Когда я к обеду вернулась домой, переезд уже закончился. Ребенку всегда
приходится сидеть в школе, когда происходит что-нибудь действительно
интересное.
Я постучалась к Траутхен, и мы поднялись в нашу совсем уже пустую
квартиру. Здесь я показала Траутхен переводные картинки -ведь нужно же мне
было показывать их кому-нибудь, а другой девочки в этот момент около меня не
было.
Хенсхен Лаке говорит, что теперь он уже не интересуется переводными
картинками, а собирает коллекцию камней. Я тоже скоро начну собирать такую
коллекцию.
Наша пустая квартира стала совсем чужой и унылой. Сначала я чуть было
не приняла свою комнату за гостиную. Но потом я разыскала настоящую
гостиную, где мне разрешали играть только на рождество, в этом можно было
убедиться даже сейчас, потому что в сочельник я училась здесь кататься на
роликах, а в комнате паркетный пол.
Я села в угол на кучу стружек, и мне вдруг вспомнилось рождество. В
сочельник родители всегда стояли у елки, а елка вся сверкала и переливалась
огнями. У Веберов как-то на рождество был даже настоящий пожар, так что
пришлось вызывать пожарную команду с пожарниками и всем, что полагается. На
праздники мне давали полную тарелку гостинцев и разрешали есть их сколько
угодно. У нас всегда были мандарины и пахло елкой, и новыми игрушками, и
одеколоном, и коньяком, потому что мои родители каждый раз говорили: "А
теперь давайте раскупорим бутылки". А мама всегда дарила моему папе коньяк,
а папа ей много-много одеколона. Но одеколон не пьют, его только
расплескивают. Мне разрешали не ложиться до девяти часов. Мы готовили пунш,
и все должны были любить друг друга. Поэтому я даже тетю Милли целовала на
рождество, а я этого никогда не делаю.
Я приказала Траутхен собирать стружки вместе со мной, они всегда могут
мне пригодиться, и чуть не заплакала, когда вспомнила, что в этой совершенно
пустой комнате когда-то было рождество. Но вдруг я заметила, что все обои в
комнате светло-золотистого цвета, а там, где раньше висели картины, остались
темные пятна. Тогда я подумала, что хорошо было бы наклеить здесь новые
картины - ведь с переводными картинками можно творить чудеса. Никогда еще у
меня не было так много хорошей гладкой бумаги, чтобы сводить картинки сразу