"Вольфганг Кеппен. Смерть в Риме" - читать интересную книгу автора

сапогах. Поэтому Зигфрид, который успел тем временем вырваться на свободу
и сидел теперь перед баром, попивая граппу по Хемингуэю, и размышлял о
лежавшей перед ним римской площади и о своей музыке - самом сокровенном в
его внутренней жизни, - поэтому Зигфрид и не узнал Готлиба Юдеяна, ибо
даже не подозревал о том, что чудовище вознамерилось восстать из мертвых и
появилось в Риме. Лишь мимоходом и с невольным содроганием Зигфрид заметил
дородного, видимо богатого и влиятельного, но несимпатичного иностранца,
который поманил к себе кота Бенито, потом вдруг схватил животное за
шиворот и под ребячий визг отнес в свой аристократический лимузин. Шофер
на миг застыл в солдатской оловянности, затем почтительно прикрыл дверцу
за Юдеяном и котом. Большой черный автомобиль бесшумно скользнул прочь,
перед Зигфридом бегло блеснули в лучах предвечернего солнца арабские
буквы, а затем солнце скрылось за облаком, и машина, словно растворившись
в клубах вонючего дыма, исчезла.
Ильза была приглашена своим мужем Кюренбергом на репетицию; Зигфрид не
заметил ее, так как свет зажгли только над оркестром, а она села в
последнем ряду возле зеленого деревца в кадке и слушала симфонию оттуда.
Симфония ей не понравилась. Она слышала сплошные диссонансы, враждебные
друг другу столкновения звуков, бесцельные поиски: это был какой-то
неуверенный эксперимент, автор шел то одним путем, то другим и тут же
сворачивал в сторону, ни одна мысль не была договорена, все с самого
начала выглядело хрупким, полным сомнений, проникнутым отчаянием. Ильзе
казалось, будто эти ноты написаны человеком, который сам не знает, чего
хочет. И потому ли он в отчаянии, что не знает пути, или для него нет
дуги, так как он сам каждую тропу затемнял ночью своего сомнения и делал
ее недоступной? Кюренберг много ей рассказывал о Зигфриде, но Ильза не
была с ним знакома и до сих пор оставалась к нему равнодушной. Сейчас
музыка Зигфрида растревожила ее, а она не желала тревожиться. В этой
музыке звучало что-то, будившее печаль. Она на своем опыте познала, что
лучше избегать и страдания и печали. Она не хотела больше страдать. Не
хотела. Она достаточно настрадалась. Она подавала нищим несуразно большие
суммы, но не спрашивала, почему они просят милостыню. Кюренберг, как
дирижер, мог бы повсюду зарабатывать больше, чем здесь, - и в Нью-Йорке, и
в Сиднее. Когда он решил подготовить симфонию Зигфрида для конкурса в
Риме, Ильза не отговаривала его, но теперь жалела, что он взялся за нее,
ведь он трудится над чем-то несвязным, безнадежным, над бесстыдным в своей
наготе выражением откровенного, позорного отчаяния.
После репетиции Кюренберги пошли поесть. Они любили поесть, ели часто,
обильно и вкусно. К счастью, это по ним не было заметно. Они хорошо
переносили обильную, вкусную еду, оба были пропорционально сложены, как
говорится, в соку, но не жирные, упитанные, но не толстые, хорошая пара,
точно выхоленные животные. Так как Ильза молчала, Кюренберг понял, что
симфония ей не понравилась. Когда человек молчит, с ним трудно спорить, и
Кюренберг в конце концов начал хвалить Зигфрида, утверждая, что из новых
он самый талантливый. Дирижер пригласил Зигфрида зайти вечером, но теперь
не знал, приятно ли это будет Ильзе. Как бы мимоходом он сознался в этом,
а Ильза спросила:
- В гостиницу?
- Да, - ответил Кюренберг, и Ильза поняла, что Кюренберг, который даже
во время поездок - а переезжали они с места на место беспрерывно -