"Павел Ефимович Кодочигов. Тихая оборона (Военный рассказ) " - читать интересную книгу автораживая ткань, обнаженные нервы молили о помощи, кровоточили, пульсировали,
будто кто-то методично отщипывал от плеча маленькие кусочки. Два года назад, в первые его окопные дни, бойцы рассказывали фронтовое поверие: - Бойтесь первой пули, товарищ лейтенант, потом четвертой и седьмой. Остальные - ерунда. - Как это? - не понял он. - На фронт страшно идти первый раз. Чувствуешь себя слепым кутенком, которого и ненароком раздавить могут. Новенькие, между прочим, чаще всего и гибнут. А если первая пуля и осколок только поцелуют, то до четвертого ранения можно жить спокойно - редко кого в это время убивает. Пронесет на четвертый, еще два раза может ранить, а убить должно на седьмой раз. Не знаем почему, но так чаще всего получается. Позднее не раз приходилось слышать то же самое. Примеры приводили, о себе рассказывали, о том, как трудно возвращаться на передовую после третьего или шестого ранений. - Вперед топаешь, а сердце назад рвется, как на казнь идешь. Какое по счету ранение у него? Летом сорок второго года по каске ударили сразу три разрывные пули. Обычные - пробили бы тонкую сталь. Пройдись та очередь чуть пониже, задень какая-нибудь пуля гимнастерку, тоже неизвестно, чем бы дело кончилось. Разрывные - они страшные, раны наносят большие. Повезло ему тогда. В марте сорок третьего, уже командиром роты был, ранило осколком в спину. С поля боя вытаскивал ординарец. Неумело тащил, как-то боком, обхватив руками грудь. Дышать было нечем, казалось, что вот-вот задохнется и воздуха, но он из последних сил помогал своему спасителю, отталкиваясь от земли ногами. Так и добрались до санитарной роты. Следующее ранение получил в январе сорок четвертого, когда освобождали Новгород. Батальоны полка вышли на шоссе Шимск - Новгород и оседлали его, отрезав пути отхода в этом направлении. Его рота оказалась на правом фланге, он лежал в цепи первым от города, а от деревни Воробейка пыталась прорваться к городу легковая машина "БМВ" шоколадного цвета. По ней начали бить, едва она выскочила из деревни, и он был последним, кто мог остановить ее, а остановить надо - наверняка офицер или несколько офицеров решились на такой отчаянный шаг. Бросил гранату. Машина крутанулась на дороге и встала. Шофер и сидящий рядом с ним офицер в кожаном коричневом пальто с меховым воротником признаков жизни не подавали. Он побежал к "беэмвушке", чтобы забрать документы, рванул дверцу. Офицерский автомат ожил, дернулся снизу вверх: одна пуля - в пятку, другая - в бедро, третья - в лицо. В мозгу полыхнуло фронтовое поверие. И протест: "Вранье все! Второе же ранение, пусть третье, и уже конец?!" Он повалился на стрелявшего и, теряя сознание, вцепился в него зубами. Его вытащили, спасли, даже Красной Звездочкой наградили, и он снова вернулся на фронт. Выходит, правильно говорили солдаты. Июльское солнце поднялось высоко, и в палате стало душно. Морщась от боли, он сдвинул простыню вниз. Рана продолжала кровоточить. На бурое пятно повязки набросились мухи - до крови они жадные, чуют ее издалека. Мухи ползали по лицу, лезли в глаза, в рот, и он не мог их отогнать. А в голове бились мысли, свивались в клубки, растекались в стороны. Но о чем бы ни |
|
|