"Павел Ефимович Кодочигов. Тихая оборона (Военный рассказ) " - читать интересную книгу автора

живая ткань, обнаженные нервы молили о помощи, кровоточили, пульсировали,
будто кто-то методично отщипывал от плеча маленькие кусочки.
Два года назад, в первые его окопные дни, бойцы рассказывали фронтовое
поверие:
- Бойтесь первой пули, товарищ лейтенант, потом четвертой и седьмой.
Остальные - ерунда.
- Как это? - не понял он.
- На фронт страшно идти первый раз. Чувствуешь себя слепым кутенком,
которого и ненароком раздавить могут. Новенькие, между прочим, чаще всего и
гибнут. А если первая пуля и осколок только поцелуют, то до четвертого
ранения можно жить спокойно - редко кого в это время убивает. Пронесет на
четвертый, еще два раза может ранить, а убить должно на седьмой раз. Не
знаем почему, но так чаще всего получается.
Позднее не раз приходилось слышать то же самое. Примеры приводили, о
себе рассказывали, о том, как трудно возвращаться на передовую после
третьего или шестого ранений.
- Вперед топаешь, а сердце назад рвется, как на казнь идешь.
Какое по счету ранение у него? Летом сорок второго года по каске
ударили сразу три разрывные пули. Обычные - пробили бы тонкую сталь.
Пройдись та очередь чуть пониже, задень какая-нибудь пуля гимнастерку, тоже
неизвестно, чем бы дело кончилось. Разрывные - они страшные, раны наносят
большие. Повезло ему тогда.
В марте сорок третьего, уже командиром роты был, ранило осколком в
спину. С поля боя вытаскивал ординарец. Неумело тащил, как-то боком,
обхватив руками грудь. Дышать было нечем, казалось, что вот-вот задохнется и
умрет не от осколка, еще неизвестно что натворившего, а от недостатка
воздуха, но он из последних сил помогал своему спасителю, отталкиваясь от
земли ногами. Так и добрались до санитарной роты.
Следующее ранение получил в январе сорок четвертого, когда освобождали
Новгород. Батальоны полка вышли на шоссе Шимск - Новгород и оседлали его,
отрезав пути отхода в этом направлении. Его рота оказалась на правом фланге,
он лежал в цепи первым от города, а от деревни Воробейка пыталась прорваться
к городу легковая машина "БМВ" шоколадного цвета. По ней начали бить, едва
она выскочила из деревни, и он был последним, кто мог остановить ее, а
остановить надо - наверняка офицер или несколько офицеров решились на такой
отчаянный шаг. Бросил гранату. Машина крутанулась на дороге и встала. Шофер
и сидящий рядом с ним офицер в кожаном коричневом пальто с меховым
воротником признаков жизни не подавали. Он побежал к "беэмвушке", чтобы
забрать документы, рванул дверцу. Офицерский автомат ожил, дернулся снизу
вверх: одна пуля - в пятку, другая - в бедро, третья - в лицо. В мозгу
полыхнуло фронтовое поверие. И протест: "Вранье все! Второе же ранение,
пусть третье, и уже конец?!" Он повалился на стрелявшего и, теряя сознание,
вцепился в него зубами. Его вытащили, спасли, даже Красной Звездочкой
наградили, и он снова вернулся на фронт. Выходит, правильно говорили
солдаты.
Июльское солнце поднялось высоко, и в палате стало душно. Морщась от
боли, он сдвинул простыню вниз. Рана продолжала кровоточить. На бурое пятно
повязки набросились мухи - до крови они жадные, чуют ее издалека. Мухи
ползали по лицу, лезли в глаза, в рот, и он не мог их отогнать. А в голове
бились мысли, свивались в клубки, растекались в стороны. Но о чем бы ни