"П.В.Кочеткова, Т.И.Ревяко. Палачи и киллеры ("Энциклопедия преступлений и катастроф") " - читать интересную книгу автора

расстрелянных и те золотые и прочие вещи, которые остались на заключенных.
Они выламывают у своих жертв золотые зубы, собирают золотые кресты...".
С.С.Маслов рассказывает о женщине-палаче, которую он сам видел. "Через
2-3 дня она регулярно появлялась в Центральной-Тюремной больнице Москвы (в
1919 г.) с папиросой в зубах, с хлыстом в руках и револьвером без кобуры за
поясом. В палаты, из которых заключенные брались на раст-рел, она всегда
являлась сама.
Когда больные, пораженные ужасом, медленно собирали свои вещи,
прощались с товарищами или принимались плакать каким-то страшным воем, она
грубо кричала на них, а иногда, как собак, била хлыстом... Это была
молоденькая женщина-лет 20-22".
Были и другие женщины-палачи в Москве.
С.С.Маслов как старый деятель вологодской кооперации и член
Учредительного собрания от Вологодсклой губ., хорошо осведомленный о
вологодских делах, рассказывает о местном палаче (далеко не профессионале)
Ревекке Плас-тининой (Майзель), когда-то скромной фельдшерице. Она
собственноручно расстреляла 100 человек
В Вологде чета Кедровых - добавляет ЕДКускова, бывшая в это время там в
ссылке - жила в вагоне около станции. В вагонах проходили допросы, а около
вагонов - расстрелы.
При допросах Ревекка била по щекам обвиняемых, орала, стучала
каблуками, иступленно и кратко отдавала приказы: "К расстрелу! К стенке!" "Я
знаю до десяти случаев, - говорит Маслов, - когда женщины добровольно
"дырявили затылки". О деятельности в Архангельской губ. весной и летом 1920
года этой Пластининой-Майзель, которая была женой знаменитого Кедрова,
сохранились и такие воспоминания: "После торжественных похорон пустых,
красных гробов началась расправа Ревекки со старыми партийными врагами. Она
была большевичка. Эта безумная женщина, на голову которой сотни обездоленных
матерей и жен шлют свое проклятие, в злобе превзошла всех мужчин ВЧК.
Она вспоминала все меленькие обиды семье мужа и буквально распяла эту
семью, а кто остался не убитым, тот был убит морально. Жестокая, истеричная,
безумная. Она придумала, что белые офицеры хотели привязать ее к хвосту
кобылы и пустить лошадь вскачь.
Уверовав в свой вымысел, она едет в Соловецкий монастырь и там
руководит расправой! Вместе со своим новым мужем Кедровым. Дальше она
настаивает на возвращении всех арестованных комиссией Эйдука из Москвы, и их
по частям увозят на пароходе в Холмогоры, усыпальницу русской молодежи, где,
раздев, убивают их на баржах и топят в море.
Целое лето город стонал под гнетом террора.
"Как ни обычна "работа" палачей - наконец, человеческая нервная система
не может выдержать. И казнь совершают палачи преимущественно в опьяненном
состоянии - нужно состояние "невменяемости", особенно в дни, когда идет
действительно своего рода бойня людей. В Бутырской тюрьме даже привычная к
расстрелу администрация, начиная с коменданта тюрьмы, всегда обращалась к
наркотикам (кокаин и пр.), когда приезжал так называемый "комиссар смерти"
за своими жертвами и надо было вызывать обреченных из камер.
"Почти в каждом шкафу, - рассказывает Нилостонский про Киевские
чрезвычайки, - почти в каждом ящике нашли мы пустые флаконы из-под кокаина,
кое-где даже целые кучи флаконов".
В состоянии невменяемости палач терял человеческий образ.