"Всеволод Анисимович Кочетов. Предместье " - читать интересную книгу автора

Первую, белолицую и медлительную, звали Лукерьей Тимофеевной Касаткиной.
Было ей лет уже за сорок. "По хозяйству могу все, а больше чего другого -
люблю стряпать. Окажись продукт подходящий, угостила бы вас такими
кушаньями!.. С ложкой бы съели", - кратко рассказала она о себе.
Вторая, помоложе, сухонькая, быстрая на язык, Варвара Топоркова,
признавала только работу в коровнике: "Доярка я, семь премий имела. Каждый
год в районе награждали. А теперь что делать? Коров нету ни одной".
Когда Маргарита Николаевна поднялась на берег, к большому, обшитому
тесом дому колхозного правления, навстречу вышли еще женщины, и все вместе
отправились они по деревне показывать ей хозяйство.
Говоря словами Лукерьи Тимофеевны, от колхоза и в самом открывалось
лишь "кое-что". Маргариту Николаевну пугало открывшееся ее глазам разорение.
Что она сумеет тут сделать? Большинство домов стояло с заколоченными окнами,
в других, шелестя свисавшими со стен лоскутьями обоев и газет, хозяйничал
ветер, в третьих вместо стен и крыш зияли дыры. И только в немногих жили
люди. Да и то в одном из таких домов стоял штаб понтонного батальона, а еще
два или три занимали зенитчики - их [151] батарея тут же рядом, за
огородами, скрывалась под зелеными сетками. Ни коров, ни лошадей в деревне
не было.
- Ну конечно, и не вовсе без живности, - ответила Лукерья Касаткина,
когда Маргарита Николаевна опросила, есть ли у колхоза скот. - Семь ульев
имеем. Прошедший год был богатый, пчелы медом запаслись, хорошо перезимовали
в погребе. Им что - не люди! А дед Семеныч, по этому делу который, уже с
неделю как выставил их на солнышко. Видите, гудят-летают?
Красные, голубые, желтые пчелиные домики пестрели среди кустов
смородины, на ветвях которой развертывались трубочки резных лапчатых
листочков.
- Этот сад еще молодой, - пояснила Топоркова. - Ягоды - те собираем
давно, а яблони только год, как плоды приносят.
"Стволы деревьев надо побелить, - отмечала в уме Маргарита
Николаевна, - приствольные круги окопать, удобрить, сухие ветки вырезать".
Шли медленно, спешить было некуда. Долго и шумно спорили на парниках;
обсуждали, можно ли из остатков битых рам соорудить хоть несколько целых.
Решили, что если повынимать стекла из одних да повставлять в другие, то с
полсотни, а не то и сотня годных рам наберется. Зато плуги, бороны, сеялки
всех порадовали. Их было порядочно. Сваленные в кучу возле кузницы, они
требовали самого незначительного ремонта.
Хуже всего обстояло дело с семенами; если вообще можно говорить "хуже"
или "лучше", когда семян нет совсем. И как только вечером приехал Долинин,
Маргарита Николаевна, уже установившая себе в одном из пустующих домиков
шаткую железную коечку, подобную той, что была у нее в подземелье Исаакия,
встретила его почти слезами:
- Я не из пугливых, Яков Филиппович. Но боюсь, что ничего у меня не
выйдет. Только ругать потом будете. Уж ищите, пожалуйста, кого-нибудь
покрепче.
- В ругани ли суть, Маргарита Николаевна! Положение, конечно, трудное,
но не безнадежное. Приму все меры. Картошку возьмем на кирпичном заводе: там
сохранили немного от подсобного хозяйства. Жалели: сорт хороший. Порежем ее,
ростками сажать будем. Вы же умеете... как это называется?.. - Долинин не
знал, как это называется, но ему надо было отвести мысли Маргариты