"Всеволод Анисимович Кочетов. На невских равнинах " - читать интересную книгу автора

шеренге.
Зина отерла ладонью влажный лоб, откинула за ухо темную прядь. Резкий
возглас "Залп!" прервал ее мысли, земля дрогнула, и, разметав чаек, в море
покатился тяжелый гул. Ветер потянул чем-то кислым и острым. Зина девочкой
слышала пушку Петропавловской крепости, которая стреляла ежедневно в
полдень. Выстрел был мягкий и величественный, такой же непременный в городе,
как и сама крепость. А эти выстрелы гремели раскатами грома. За каждым из
них что-то злое, шипя, вспарывало морской воздух. В память о погибшем
товарище балтийцы салютовали боевыми. Снаряды шли через залив к изломанной
линии противоположного берега. А когда над свежей могилой на обрыве вырос
песчаный холм, в морской дали нежданно возник гул ответной канонады. Те
снаряды, падая в море, взбрасывали белые фонтаны воды и брызг. Они не
достигали обрыва, но Зина прижалась к стволу сосны и не могла оторвать глаз
от взблескивающих на солнце водяных столбов. Она догадалась, что это
немецкие снаряды и что на том берегу - уже враг.
Зина вернулась на дорогу и снова пошла по горячим камням. Ее обгоняли
грузовики с войсками, тягачи тащили орудия; навстречу катили санитарные
машины с матовыми стеклами кузовов - на шоссе пешеходу не оставалось места.
И вдруг совсем невоенное слово "Воздух!", выкрикнутое тревожным голосом, все
изменило. Машины с полного хода свернули в кусты; пушки, укрытые ветвями,
застыли на обочинах, люди бросились врассыпную - под деревья, в канавы.
Дорога опустела. Зина машинально сделала то же, что и другие: она побежала в
лес, легла на теплый песок, усыпанный хвоей, и замерла в ожидании страшного.
Было томительно тихо. И вот, воя моторами, издавая ревущий свист, над
дорогой пронесся самолет - так низко, что Зине показалось даже, что она
видит очки и шлем летчика. Из-под черных свастик к земле брызнули пучки
белых струй - пули, как искры, вспыхнули, на дорожных камнях, заставив Зину
еще плотнее прижаться к земле, закрыть голову руками и зажмурить глаза. В
эту минуту она представила себе Андрея, который, может быть, так же, как и
она, прячется от немецких самолетов. А что, если и он, как сегодняшний
моряк, там на обрыве?.. Нет, нет, не может быть, не может!
Пять дней... Как это теперь кажется давно! Она пришла к школе на
Обводном - там полк Андрея дожидался отправки на фронт, - и они так хорошо
тогда побеседовали. Она поднялась на носки, протянула к подоконнику руку.
Андрей сжал ее и поцеловал кончики пальцев - дальше достать не мог, -
засмеялся. На прощанье сказал: "Завтра приходи, сейчас некогда, много
работы". Но назавтра окно было пусто, двери подъезда раскрыты настежь,
часового возле них нет, на мостовой - картон. От раздавленных [13] пакетов,
в каких, Зина знала, хранятся патроны, в здании по длинным коридорам бродил
ветер...
Из подъезда вышла дворничиха с метлой и сказала участливо: "Своего
высматриваешь? Ушли. Ночью ушли, ласточка. Ружья зарядили и ушли. Жди письма
теперь". Ушли. А куда? На фронт, на войну. Но разве это адрес? Зина готова
была пойти к дворничихе, попросить у нее чернил, бумаги и тут же, сию
минуту, - ей это было до крайности необходимо - написать длинное, в пять,
нет - в десять, в двадцать страниц письмо. Рассказать Андрею все, что думает
она о нем, о их жизни, о любви. Когда были вместе, казалось, к чему слова,
все ясно и без них. А теперь выяснилось, что за пять лет жизни вообще ни о
чем, что было в сердце, по-настоящему и не сказано.
Но дворничиха принялась сметать мусор с тротуара, и Зина побежала в