"Федор Федорович Кнорре. Никому, никогда..." - читать интересную книгу автора

увидела, как там кружатся девушки в длинных платьях, легко, безмятежно
улыбаясь, откидываясь назад, а музыка играет вальс, и какие-то цветы, и все
такое, понимаете, после черного болота и грязного ватника, болезни,
землянки и гранаты на взводе, - тут, понимаете, она первый и единственный
раз расплакалась у него на плече... А после ему сказала: "А ведь ты меня ни
разу в человеческом облике, женском, не видел, уж на меня в таком виде
насмотрелся - наверное, я тебе опротивела". Что с вами?..
- Все слова... даже слова рассказывала, - невнятно бормотнул Старик.
- Я же сказала: сестры... А на прощание их сняли на фотографию, там
много народу - в штатском, с автоматами, и солдаты, и она там в платье, у
кого-то выпросила надеть, и улыбается, нет, не губами, но видно... Вот эта
фотография. Хотите посмотреть?.. Мелкая очень.
Они молчали долго, видно вместе рассматривали фотографию.
- Может быть, вам хотелось бы? Я могу ее вам оставить.
- Вы очень добрая, благодарю вас. Только пусть лучше у вас... Вот вы
рассказали, я посмотрел... Это вам память...
- Как хотите... Правда, главное, что мы поговорили, и я вижу, что вам
не все равно. Я все выполнила, - с печальной усмешкой в голосе повторила
она и коротко, с силой выдохнула воздух: - Ф-ф! Больше, наверное, никогда
ни с кем не буду так говорить... Вам, может быть, странно, что вдруг вот,
через столько лет, когда, собственно, ведь все уже прошло и копчено,
какая-то, вам только через брата известная, какая-то Леля Гедда, позабывая
остальную жизнь, вдруг бросилась вспоминать давнишнее, возвращаться к тем
годам? Странно?
- Вот что мне ни капельки не странно, так именно это. Это, может
статься, покажется странным тем, у кого двадцать - тридцать за плечами. Им
- да! Им непонятно, как это в человеке происходит.
- У меня за плечами и тридцати-то нет, - сказала женщина. - А мне так
понятно. Наверное, оттого, что я будто ее сестра. От сестры Лели... Ой, нам
к поезду пора... Все, кажется, переговорили, а остановиться не могу. Ведь я
уже не надеялась даже и следа найти...
Вы не представляете себе значения всего этого в моей жизни... Вот
почему, когда я читаю в каком-нибудь романе, что "у них еще не было", а
потом наконец случилось или "наступила полная близость", "последняя
близость", честное слово, мне смешно или немножко противно делается от этих
слов. Я ведь не девочка... Да ведь я знаю людей, которые тридцать лет
живут: муж с женой, и пятерых детей народили, а что такое человеческая,
последняя близость - понятия не имеют и близко не видали.
А у них ничего такого и быть не могло, и не было, и жизнь их развела
по разным сторонам, а большей близости двух людей, чем у них, я уверена, не
бывает... Ну, здравствуйте, вот, наконец, я и расчувствовалась, хотя не
собиралась, да это и к делу не идет...
- Вы из-за меня... не стесняйте себя, - мягко уговаривал слабым
голосом Старик. - Видите, я-то хорош... Старик... Мне-то это совсем не к
лицу.
Слышно было, как женщина глухо всхлипнула в платок, прижатый ко рту,
нетерпеливо откашлялась, удерживаясь от слез.
Стараясь ей помочь, Старик вразброд, подыскивая слова, бормотал
невпопад:
- Из прошлых лет... Это не дается... Это трудно дается понимать... Это