"Федор Федорович Кнорре. Никому, никогда..." - читать интересную книгу автора

- Правильно, видите, как мы с вами одинаково знаем.
- Раненый, да. У него четыре пальца на руке взрывом гранаты были
оторваны, знаю... И он родной ваш брат был?.. Вы сказали, единственный,
родной?.. А вы его любили, правда? Ведь, бывает, и брат, а так, почти
чужой. Когда он погиб, для вас это действительно было горе? Я вижу, что да,
раз вы молчите, я вижу... А вы знаете, что вот такой, раненый, он ее на
руках по болоту нес, не один день, она не могла вспомнить потом сколько - у
нее все тогда мешалось от боли... И потом они вдвоем жили в землянке, на
брошенной старой партизанской базе. Она лежала на боку, она сама даже
повернуться долгое время не могла. Четыре месяца лежала и лежа работала на
рации, выходила в назначенный час в эфир, а ваш брат был все время с ней.
Лес вокруг них два раза прочесывали. Связные к ним с трудом пробирались,
редко взрослые, чаще всего мальчишки из деревни - те все норки, все кочки
на болоте знали и ничего не боялись. Вы все это знаете?
- Конечно... так я себе все и представлял.
- Не знаю, как вы себе представляете, только подумайте, если вы
действительно любили своего брата... Ну, не так, как я, всем сердцем, мою
Лелю-маму, а хоть краешком сердца. Нет, другой человек всего представить не
может: ведь все эти месяцы они жили на самом краю гибели, работали, иногда
голодали, и она, моя Леля Гедда, была почти парализована - кроме рук,
совсем беспомощна, а он ее поворачивал, бинтовал, кормил, обмывал, как
сиделка, нянька, свой последний платок, свою рубаху отдал и сам стирал
ей... укладывал спать и под руку клал ей гранату, чтоб, если понадобится,
сразу нашла в темноте... Вы понимаете, что после такого она помнила его всю
жизнь, даже когда сказали, что он погиб...
Она замолчала, борясь со слезами, и Старик невнятно, успокаивая,
пробормотал:
- Я понимаю... как же... Такая память в любом человеке сохраняется...
- Не понимаете! - с какой-то горькой досадой проговорила женщина
устало. - Вы думаете, благодарность или что-то в этом роде? Ничего не
поняли, я ничего не сумела... Да вам очень ли нужно, что я рассказываю? Это
мне один раз в жизни хотелось все рассказать не совсем чужому для нее
человеку, вы все-таки... - ее голос потеплел, - Ду-ха-нип. Это заветное
слово было у нас.
Женщина вдруг радостно, с проснувшейся милой веселостью сказала совсем
другим голосом:
- Я вижу, как вы стараетесь показать, что не волнуетесь, а на самом
деле волнуетесь - вот я вам и верю, что вы хотите все знать... А что еще?..
Леля Гедда была пианистка. До того, как стала радисткой... Этого вы не
знали? Знаете, те месяцы их в землянке, когда оттаивало подмерзшее болото,
- в землянке, куда он ее отнес после того, как она расшиблась о деревья, -
да вы знаете, но я не об этом... Она совсем не могла спать по ночам от
боли, долгими темными ночами, и он не спал ради нее тоже, он ведь ничего не
мог сделать, только крепко держал ее за руку, чтоб чувствовала, что она не
одна на свете в темноте, со своей болью... Нет, он пробовал ее утешить, и
так неумело, от жалости к ней такие вещи говорил нелепые, что она иногда
среди боли начинала смеяться над ним, и он тогда радовался. Лучше его
человека на свете не видела - это она мне говорила, ведь мы с ней были как
сестры... А потом, когда уже немножко поправилась... она стала... Вы
представьте: кругом болото, которое одно их и спасает, а дальше гудит