"Даймон Найт. Ритианский террор" - читать интересную книгу автора

начальник, Кейт-Ингрем, выбрал время, чтобы позвонить ему, как раз, когда
Спенглер направлялся на космодром, и занял все время поездки бесполезной
дискуссией.
Торн не звонил ей три дня. Это было сделано преднамеренно; дело
ритианина было просто подходящим предлогом. Это была хорошая стратегия. Но
Спенглер знал своего противника, знал пределы ее любопытства и гордости с
точностью до часа. Любая более длительная задержка будет опасной.
Спенглер нажал кнопки коммуникатора, установленного в машине на
передней панели салона. По своему мини-телефону, который был надет у него
на запястье, он мог бы говорить, сохраняя большую видимость
конфиденциальности, но он хотел видеть ее лицо.
- Вы простите меня? - обратился он к Пембану небрежно.
- Конечно.
Маленький человечек отвернулся к окну, повернувшись к Спенглеру и
коммуникационному экрану спиной.
Спенглер набрал номер. Через мгновенье экран засветился, и на нем
появилось лицо Джоанны.
- А, Торн.
Ее голос был уравновешенным, холодным, ничего не выражающим, - то
есть, нормальным для нее. Она смотрела на него из рамки экрана с
выражением, которое почти никогда не менялось: прямо, серьезно,
напряженно-внимательно, восприимчиво. Ее кожа и глаза были так чисты, ее
эмоциональные реакции были такими обдуманными и мертвенно-бледными, что
она казалась совершенно, почти абстрактно нормальной: персонифицированный
тип, символ, математическая фикция. Все, что она делала, было изысканно и
приглушенно: ее жест, движения, ее редкий смех. Само ее лицо как бы
представляло модель, которая соответствовала понятию среднего человека об
аристократии.
Разумеется, именно поэтому Спенглеру и хотелось владеть ею.
В этом - и только в этом - отношении она была в точности тем, чем
казалась внешне. Плантеры представляли собой одну из самых древних,
наиболее сильных, неопровержимо патрицианских семей в Империи. Без такого
союза, и Спенглер это болезненно осознавал, он мог продвинуться, насколько
позволяли его способности - то есть немного дальше, чем мог надеяться
менее решительный человек. С ней, если он приложит усилия, его дети
получат по праву рождения все то, за что ему приходилось так бороться,
чтобы получить.
Почти во всех остальных отношениях Джоанна была зеркалом иллюзий. Она
казалась холодной и выдержанной, но не была таковой, она была просто
напуганной. Именно страх замедлял и подвергал внутренней цензуре каждое
слово, произносимое ею, каждое движение: страх, что она не оправдает
своего положения, страх потребовать слишком многого, страх отдать слишком
много.
Он позволил молчанию длиться до тех пор, чтобы стало очевидно, что он
колеблется. Затем он сказал вежливо:
- Я не побеспокоил тебя?
- Нет, конечно нет. - Пауза перед ее ответом была чуть длиннее, чем
обычно.
Она обижена, подумал Спенглер с удовлетворением.
- Я позвонил бы раньше, если бы мог, - произнес он сдержанно. - Это