"Юрий Ключников. Мистический Пушкин." - читать интересную книгу автора

Я не ропщу о том, что отказали боги
Мне в сладкой участи оспаривать налоги,
Или мешать царям друг с другом воевать.
И мало горя мне, свободно ли печать
Морочит олухов, иль чуткая цензура
В журнальных замыслах стесняет балагура...

Но это почти святотатство! Не заботиться о мире во всем мире, не
ругать цензуры, от которой изнывало столько поэтов и непоэтов! Сегодня
в печати то и дело появляются сочинения, помеченные 5О-ми, 6О-ми, или
7О-ми годами. Раньше не могли быть опубликованы по цензурным
соображениям. А Пушкин не печатал свои лучшие стихи по собственной
воле. Потому что это были стихи, которые, подобно "Из Пиндемонти",
принадлежали ХХ и ХХI векам. "Ты сам свой высший суд". Строки часто
повторяют, но кто ими живет?
Позднего Пушкина часто не понимали даже самые близкие и тонкие
друзья. Человек типа Байрона предался бы по данному поводу скромным
раздумьям и с гордым презрением озирал бы недостойную толпу. А Пушкин
смотрел на друзей, хотя и умных, но обыкновенных людей, своими
прекрасными, всепонимающими голубыми глазами и говорил:

Друзья мои, прекрасен наш союз!

"Пророка" при жизни Пушкина не понял никто. Федор Тютчев - другой
гениальный сын России - усмотрел в стихотворении кощунственную
претензию литературного собрата и разразился стихотворением-пародией.
Как реагировал Пушкин? Напечатал в очередном "Современнике" большую
подборку стихов оппонента. Солнце не мстит никому.
Когда читаешь самых великих писателей, восхищаешься красотами
стиля, отвагой мысли или даже космическими прорывами в глубины
Мирозданья. Но при чтении Пушкина, вглядывании и вдумывании в его
поступки, облик, ауру охватывает какое-то огромное чувство радости,
что Земля и Россия представили возможность воплотиться такому
совершенному типу человека.
Вот мы собрались в этом зале, чтобы помянуть ослепительный
метеор, промелькнувший на мглистом небе николаевской эпохи. А сегодня
мглистое небо стало черным, оно до горизонта затянуто густыми тучами,
в каждой из которых по апокалиптической молнии. А над ними трубы
архангелов, горящая сера "Эт цетера" самого скверного характера. Время
ли говорить о Пушкине?
Но о чем же говорить в часы мрака, как не о солнце? Тем более о
солнце незакатном.
Разве за густой ночью не следует ослепительный рассвет? И не
перед заутренней ли больше всего беснуются бесы? Посмотрим на них со
всевмещающей улыбкой Пушкина - пусть потешатся, все равно скоро
сгинут. Нам бы не сгинуть вместе с ними. Мы порой так часто ругаем,
что не замечаем, как сами срослись вместе с ними. А Пушкин замечал.

Напрасно я бегу к сионским высотам,