"Сергей Антонович Клычков. Князь мира (Роман) " - читать интересную книгу автора

-- У бабы вразумления мало, -- покачал головой Михайла, -- по бабьему,
значит, и рассудила!
До самого света досидел Михайла возле жены, как рыбак без снасти возле
бурного моря.
А когда в окно ударил рассвет, порешил, что иначе быть не должно и не
может: земля берёт мужичью крепость и силу! Прав Филимон!
"Схлестнётся дура, пожалуй, -- подумал он, держась за скобку на выход, -
ну да грех да беда с кем не бывает!"
А ведь это и правда: земля куда раньше лучше родила и была чернее грача,
а сам-то мужик был намного сильнее на жилу и гораздо твёрже на пуп.


ФЛАНГОВЫЙ СОЛДАТ

Тут вот и начинается.
Последняя звезда висела к заре, как светлая слеза на девичьей румяной
щеке, вот-вот упадёт в синюю чашу, на которой незримой рукой наведены такие
хитро-причудливые узоры.
Молодой показалась земля Михайле в то утро, как вышел из дому.
Идёт он по дороге, и кажется ему, что позаодаль её вместе с ним идут, не
отставая, кусты бредовника и ольшняка и хилые берёзки провожают его на таком
безлюдье и тишине, завернувшись с головами в туман.
Чуть версту отмахал Михайла и остановился:
-- Экий же старый я Фалалей! Гляди-тко, что вздумал!
Но как возвращаться назад на этот раз?
Хоть тянет в самый нос хлебный дымок от села и слышно, как залучает в
ночном пастух лошадей, по росе отдаётся конский топот и храп, только не
видно ещё ничего за туманом, плотно припал он к земле, до времени, видно, от
Михайлы что-то скрывая, только вдалеке уже выставились за туманом красные
рожки и мелкие облачка, похожие на библейское Амосово стадо, бегут с золотой
горы, светлое руно роняя на землю.
Встал Михайла на колени, вспомнил Филимонову молитву, положил широкое
знаменье и стукнул о землю лбом:
-- Простите, добрые люди!
Мыкнула Михайле в ответ из села первая корова, выходя из дворовых ворот,
скрипнули на петлях калитки, а с синей горы из-за леса закхакала сначала
словно с того света Михайлова старуха, а потом молодо закуковала кукушка,
отливая свои серебряные "ку-ку" на далёкие версты.
Считал, считал за ней Михайла, сбился со счёта и рукой махнул в её
сторону:
-- Пустое кукушка кукует! Годик, может, не то два от силы, а там и на
покой!
Скрипнули Михайловы лапоточки, и перед ним в дальнюю сторону побежала по
кустикам дорога, то загибая за них и прячась от Михайлова глаза, то вдруг
покорно вытягиваясь на далёко в струнку, жёлтая, с подорожником с краев,
похожим на ребячьи ладошки.
Ничего больше Михайла не видит на скором ходу, только, взбивая за ночь
осевшую пыль, прошёл пустоша, вошёл в тёмный лес, чинно стоят сосны и ели,
словно староверы за утреней, сложивши на груди руки и чуть наклонивши головы
вниз, вышел внезадоль на поле, загорелся к вечеру в стороне на большой горе