"Сергей Антонович Клычков. Чертухинский балакирь (Роман) " - читать интересную книгу автора

тонкую подушечку, покрытую сверху парчой и с шёлковым подбоем, перекрестился
и {{выбрал себе толстую и длинную, а Авдотье лестовку, какую поменьше...}}
Долго Авдотья Михайловна и Спиридон Емельяныч молились...
Авдотья во время молитвы одним глазом косила Спиридону Емельянычу в
спину и, сжавши тонкие, чётко прочерченные губы, думала про него, что такого
борового медведя и боровой медведь не переломит: вспомнила она старую
историю про Спиридона Емельяныча -- был у него один такой случай с
медведем!..
В тайне своей бабьей души, далёкой от мудрости веры, она решила сама про
себя, что ничего путёвого и прочного с её сыном из этой заповеди не выйдет,
но что всё же Феколка девка им подходящая: не городская шаромыжка и не
деревенщина -- серая голь!.. Потому-де на деле там будет виднее...
"Никто же, как бог!" -- не раз сказала она про себя, кланяясь за
Спиридон Емельянычем в землю и глубоко вздыхая -- столоверки во время
молитвы все часто вздыхают: вот-де, какие мы грешные! -- потом снова
внимательно начинала следить за широкой спиной Спиридона, чтобы не
пропустить какого поклона, и когда кланяться в землю, и когда только в пояс,
потому что сама поклонного устава не знала, а поклоны спутать в молитве нет
того хуже: зазря пойдёт вся молитва!..
Спиридон же молился истово, с расстановом, как только одни старые
столоверы умели молиться, с осанкой клал широкие и большие поклоны: пока
рукой грудь обведёт! В землю кланялся сразу на оба колена, как конь к воде
на крутом берегу, не как мирские: одной ноги не донесёт, а уж снова как
столб! Читал молитвы ирмоса и псалмы, не глядя на подставку с толстой книгой
в кожаном переплёте, по краям с медными большими, как засовы у ворот,
застёжками, так и оставшейся не раскрытой, потому что клал её Спиридон
Емельяныч на подставку для-ради порядку, читать же был не особо горазд и
больше брал всё по памяти: любой богослужебный чин знал Спиридон Емельяньгч
на память до последнего слова!..
"Не хуже любого попа отчитат!" -- думала про него Авдотья...
Потом Авдотья упрела и наполовину уже не слушала Спиридон Емельяныча.
Стала она, переминаясь затёкшими ногами на месте, поглядывать часто на окна
и думать о том, что так, пожалуй, Спиридон домолит её до скотины... Держала
Авдотья лестовку в руках, забывши уже перебирать на ней ремённые шарики,
чтобы отсчитывать амини и поклоны, и думала, взглянувши, из какого добра
лестовка сплетена, что шарики на ней крупные и похожи они на овечьи
говёшки... Потекли так в голове Авдотьи мысли привычные и тёплые, как будет
хозяйство с молодухой расти, хорошо бы внука поскорее, дом выстроить
потеплей, и скоро заметила, что за окнами в опущенных низко ветках берёз
начинало чуть розоветь!..
Как-то мелькнули перед Авдотьей в окне два больших синих глаза и
полыхнули кумачовым полохом две круглых румяных щёки, на стекле будто
осталась нежная девичья улыбка, на которую Спиридон Емельяныч, не прерывая
молитвы, только сурово махнул для креста занесённой рукой; то ли это
Феколка, заждавшись решенья отца, дотянулась до оконца с завалка и украдкой
заглянула в него, то ли это уже заходила за рощу заря, -- только Клиниха
улыбнулась еле заметно Спиридон Емельянычу в спину и положила не по правилу
глубокий поклон.
Скоро Спиридон Емельяныч перешёл на частые поясные кресты, читал молитвы
не вслух, а про себя, отчего борода быстро подымалась краешком и опускалась