"Ольга Клюкина. Художник и его мамзель " - читать интересную книгу автора

- Очень, - запыхавшись, выдохнула Люба. - Но я делала это первый и
последний раз. Ни за что больше не пойду. Это не для меня.
А я сразу сказал, что тебе это не подходит, - спокойно сказал
Павлуша. - Ты сама захотела попробовать. Какое-то время они шли молча.
Павлуша явно не знал, о чем говорить. Похоже, он сильно устал во время
занятий, где ему и так приходилось много говорить и объяснять.
- Зачем вы сказали, что я - искусствовед? Нарочно решили надо мной
посмеяться, да? - с вызовом в голосе спросила Люба.
Павлуша даже остановился от неожиданности и виновато поморгал своими
голубыми глазами. Сейчас, на улице, они казались уже не синими, а какими-то
белесыми, утомленными.
- Да что ты? Что ты? Наоборот, когда ты смотрела мои работы, я заметил,
что у тебя есть природное чутье, художественный вкус, который нужно
развивать, - сказал он.
- Неправда! Вы тут все, все нарочно надо мной смеетесь! - воскликнула
Люба, и из ее глаз вдруг сами собой брызнули слезы. - Думаете, я совсем
тупая, ничего не вижу?
Ей уже несколько часов хотелось плакать, реветь во весь голос, но в
училище она не могла себе позволить такой роскоши и крепилась изо всех сил.
Зато теперь она рыдала за все сразу, оптом и в розницу, начиная с того
вечера, когда Денис уехал и впервые не позвонил. И как только в ней
помещалось столько слез?
- Ну что ты... Что ты, в самом деле, как маленькая, - ласково
уговаривал ее Павлуша, который, честно говоря, был здесь почти ни при чем. -
Я не обманываю, у тебя на самом деле есть природный вкус. И жена у меня -
искусствовед, вот как-то само собой и вырвалось. Но если хочешь, я Сергею
Маркелову что-нибудь другое скажу, что ты сама хочешь...
Он пошарил в кармане и протянул Любе бумажные носовые платочки - сразу
целую пачку.
- Не надо, я уже... сама сказала, - благодарно всхлипнула Люба, вытирая
заплаканное лицо. - Ну, как будто бы я ваша близкая родственница из
Петровска. Ничего ведь?
Когда Павлуша сказал о художественном вкусе, у нее сразу немного
потеплело, оттаяло в груди. Но как только он упомянул о своей
жене-искусствоведке, снова тошно стало, хоть волком вой.
- Ничего. Родственница - это хорошо, у меня почти не осталось никаких
родственников. Я сам ведь из Нижегородской области, - негромко сказал он. -
Хорошо там было. И родители тогда еще были живы, и бабушка. Вспоминается как
одно бесконечное счастье. Ты ведь даже чем-то похожа на мою бабушку.
- Тогда вы - на прапрадедушку, никак не меньше, - буркнула Люба.
- Не обижайся, я имею в виду бабушку в молодости. И черты лица, и
волосы. Только она всегда черной от загара была и маму мою прямо в поле
родила. А у тебя на самом деле никакой специальности нет, чтобы на жизнь
зарабатывать? Только... это самое?
И тогда Люба принялась ему рассказывать, как она до встречи с Денисом
три года в транзитной гостинице поваром почти круглосуточно отпахала,
сколько получала там денег, как начала копить на квартиру...
Она говорила, а сама думала: зачем ему все это? Ведь он же - художник,
человек возвышенный, необыкновенный. Может, поведать ему до кучи, как она в
салат "Мимоза" консервы из экономии недокладывала?