"Григорий Климов. Песнь победителя " - читать интересную книгу автора

"Капитан, ты тоже сюда?" - обращается ко мне один из них. Получив
утвердительный ответ, он задаёт мне неожиданный вопрос: "А ты на
каком-нибудь иностранном языке балакаешь?" "А что тут, собственно,
покупается и продаётся?" - спрашиваю я в свою очередь.
"Пока что устраивают экзамен по иностранным языкам. И чего я их, дурак,
раньше не учил?!" - с тоской вздыхает лейтенант, поглядывая на дверь.
"Производят набор в какую-то спецшколу или даже Академию", - поясняет
мне другой, - "Первое условие - знание какого-либо иностранного языка и
законченное среднее образование. Видно что-то солидное. Говорят далее в
Москве" - тоном скрытого вожделения добавляет он, безнадёжно чмокнув губами.
Из-за завешенной портьерой двери выскакивает потный и красный офицер.
- "Эх, черт... Как по немецки "стена" называется? "Окно" знал, "стол"
знал, а вот "стену" забыл... Ах, досада..! Теперь, наверное, не выгорит моё
дело", - бормочет он разочарованно, отирая пилоткой пот со лба - "Слушайте,
хлопцы! Учите скорее всё, что в комнате есть.. Он пальцем кругом тыкает и
спрашивает,как это называется." Из ожидающих в приёмной офицеров двое знают
финский язык, один - румынский, у остальных - школьные знания английского и
немецкого. Какие эти знания мне хорошо известно. Чем у людей меньше шансов,
тем больше желания попасть в загадочное место, где требуется знание языков.
Всё, что связано с иностранным - автоматически щекочет в носу и
возбуждаёт фантазию. К тому же людишки что-то определенно пронюхали и каждый
старается скрыть это друг от друга - как бы кто не занял его место. Недаром
все так волнуются.
Я невольно ухмыляюсь. Тут вам не пять частей затвора образца 1891 года!
Производя тактическую разведку, я мирно заваливаюсь на стоящую в дальнем
углу скамейку и, накрыв лицо пилоткой, продолжаю прерванный ночной отдых.
Армия притупляет чувства и делает из человека автомат. Пусть другие грызутся
за свое счастье, от меня оно не уйдёт.
Когда называют мою фамилию, я прохожу в дверь кабинета и по всем
правилам гитлеровской армии стучу сапогами и рапортую по-немецки таким
громовым голосом, что сидящий за столом майор испуганно содрогается.
Он недоуменно смотрит на меня, наверно думая, что меня спросить -
"стол" или "окно", затем спрашивает что-то по-русски, я отвечаю по-немецки.
Майор-экзаменатор снова по-русски, я опять по-немецки. В конце концов майор
не выдерживает, смеется и, предлагая мне стул, спрашивает: "Где это Вы,
капитан, так наловчились?" Я вынимаю из кармана мои документы доармейского
периода, каким-то чудом сохранившиеся у меня, и кладу их на стол перед
майором.
"Ага, вот это замечательно", - говорит он, - "А я сначала подумал, что
Вы немец. Так я Вас сразу проведу к полковнику".
Через вторую дверь он проводит меня в соседний кабинет и представляет
начальнику Управления Кадров: "Товарищ полковник, вот верный кандидат!
Насчёт языка можете не беспокоиться - он меня уже напугал. Я думал -
диверсант". Он оставляет на столе папку с моими бумагами и удаляется.
Полковник действительно не беспокоится о языке. Он сразу начинает
моральную обработку. Для офицеров очень важна и строжайше проверяется
морально-политическая характеристика.
"Так вот, капитан Климов", - начинает полковник. - "Мы хотим послать
Вас в очень ответственное и привилегированное Высшее Учебное Заведение
Красной Армии". Тон у полковника явно торжественный.