"Михаил Клименко. Иной цвет" - читать интересную книгу автора

Мне надо было представить на художественный совет три хроматически
тонированных варианта.
Мы с ребятами сообща завершили начатую мною работу-я сам закончить ее
уже не мог. Я делал только то, что не требовало способности различать,
оценивать цвета. Так что к началу художественного совета все работы наша
группа подготовить успела.
В половине пятого мы с рулонами отправились, как мы обычно говорили,
"к большому эллипсному столу", а то и просто "к эллипсу".
Первым с обоснованием, с развернутым профессиональным толкованием
нашего художественного замысла выступил Борис. В конце своего выступления
он высказал сожаление, что сделать чистовой вариант лучше группе не
удалось, "потому что Константин Дымкин, наш лучший
колориметрист-тонировщик, был в отпуске, а вернувшись, не смог всей работе
придать блеск из-за того, что во время отпуска с ним случилось
несчастье..."
На обсуждении наша работа, как было очевидно, признавалась более чем
удовлетворительной. Конечно, были и критические замечания. Нам дали много
ценных рекомендаций, посоветовали кое-что изменить, доработать и тем самым
значительно улучшить наше произведение.
Потом слово взял старший колориметрпст фабрики Степан Егорович
Дашкевич.
- Товарищи, я должен напомнить,-начал этот толстячок своей
скороговоркой,- о том, какое решающее значение имеет предметно-смысловая
сторона цвета в декоре. Чтобы дать оценку цветовой композиции, выявить
цветовую гармонию...
Я сидел не за огромным эллипсным столом, а у стены, противоположной
той, где была дверь. И, признаться, далек был от того, чтоб с большим
вниманием слушать Дашкевича.
Подняв лицо, я неожиданно среди сплошь чернобело-серого интерьера
увидал фиолетовo-POзoвoe яркое пятно. Клякса!
У противоположной стены, далеко в углу, стараясь быть неприметным,
одиноко сидел на последнем стуле Ниготков. Опершись локтями о колени, он
глядел в пол. То ли слушал, то ли думал. Его лысый фиолетовый череп сиял,
словно некий прожектор. Мне очень не хотелось, чтобы он меня видел: ведь я
его, кажется, оскорбил утром, он даже от этого захворал и вынужден был на
некоторое время уйти домой. Я опустил голову и с удивлением увидел, что мои
руки стали изумрудными, словно их только что окунули в жидкие зеленые
чернила, тогда как все вокруг было в черно-белой, серой гамме (конечно,
кроме Ниготкова). Однако и в других местах в зале произошли изменения,
которые свидетельствовали об особенностях моего зрения.
Все присутствующие, человек тридцать, с улыбками на лицах, иногда
делясь мнением друг с другом, слушали старика Дашкевича. Он рассказывал о
каком-то американском владельце ресторана, который весь интерьер своего
заведения выкрасил в кровяно-красный цвет. И что же? Это подтолкнуло
посетителей к спешке, и оборот значительно увеличился. Но неизвестно, не
сократилась ли в дальнейшем посещаемость ресторана?!. Потом Дашкевич что-то
говорил о том, как в каком-то кафе в экспериментальных целях неожиданно
сменили цвет освещения и сельдерей стал розовым, бифштекс-сероватым, молоко
- кровавым, рыба - багровой, салат-грязно-голубым; естественно, что
разговоры и смех у посетителей кафе тут же прекратились, многие испытали