"Стефани Кляйн. Честно и непристойно " - читать интересную книгу автора

Тогда он был слишком озабочен намечающейся лысиной и не задумывался о
том, не слишком ли волосатая у него грудь. Но внезапно, после двух с
половиной лет супружеской жизни, в распорядок его дня вошла лазерная
эпиляция рук, груди и спины. Его окутывал острый запах одеколона. Рубашки от
"Прада" у него были не красные, а жаль: мне бы не помешал красный сигнал
тревоги. Налицо были все характерные признаки, соответствующие перечню из
дамского журнала: посещает спортзал; ходит в солярий; следит за прической;
часто пользуется одеколоном и кремами; покупает новую и разнообразную
одежду; внезапно и необъяснимо меняет манеру одеваться.
В тайном гомосексуализме его подозревать не имело смысла.
Следовательно, он просто ходил налево. Когда я потребовала у Гэйба
объяснений, он стал все отрицать. И походя бросил мне:
- Ничего... не случилось.
В паузе между "ничего" и "не случилось" он пытался выдумать очередную
ложь. Позже я обнаружила, что эта ложь включала в себя: кинопремьеры, лучшие
места в "Мэдисон-Сквер-Гарден", "Бунгало", эсэмэски, поздние телефонные
звонки, встречи с ее друзьями и поток пропущенных сигналов пейджера. А еще -
светскую львицу сорока трех лет. Если бы безрассудство измерялось в валюте,
Гэйб мог бы купить весь "Прада". И когда настало время расплаты, он был гол
как сокол. Я уже списала его со счетов.
Но хватит возиться с его модным гардеробом. Я больше не имею к нему
никакого отношения. Надо собирать вещи.
Я сидела на полу, скрестив ноги и вдыхая запах свежекупленной
упаковочной ленты; комната напоминала картинку в калейдоскопе, составленную
из разных оттенков коричневого. Коричневые коробки, коричневатые тени на
голых стенах, где выделялись только ржавые гвозди и выцветшие следы висевших
когда-то на них фотографий. Целый день я давала грузчикам указания, какие из
коробок следует отправить на хранение, а какие - в мою новую небольшую
квартиру, и вот, вконец уставшая, осталась в одиночестве. Сейчас у меня в
руках были только ключи, чтобы запереть за собой дверь, и последний рулон
упаковочной ленты. В последнюю коробку я уложила память о Гэйбе: купленные в
отпуске путеводители с улыбающимися лицами на снимках, наше свидетельство о
браке, старые счета, распечатки е-мейлов и записочки с "целую" и "всегда
твой" вместо подписи. Эта коробка уезжала из Верхнего Ист-Сайда на хранение.
А я - налегке - отправлялась в Верхний Уэст-Сайд. Я закрыла за собой дверь.
Я должна начать жизнь заново. Заново.
- Да ладно, жизнь-то у тебя была дерьмовая!
Я была готова услышать нечто подобное от своей младшей сестры Ли, когда
разговаривала с ней по телефону из новой квартиры, но вместо этого она
сказала:
- О, перестань! Начать другую жизнь совсем не плохо; это открывает
новые возможности.
Я буквально физически ощутила точку с запятой в ее фразе.
- Остановись. Не надо говорить штампами.
- Но ведь это правда. Начать все заново! Я понимаю, что тебе сейчас
трудно со мной согласиться, Стефани, но, в сущности, это настоящий подарок
судьбы.
Как и все вокруг, она рылась в памяти, подыскивая подходящее клише,
чтобы охарактеризовать мое состояние как "тебя предали". А мне хотелось,
чтобы все это скорее прошло, чтобы можно было снова стать вполне счастливой