"Том Клэнси и Стив Печеник. ОЦ-центр: Государственные игры" - читать интересную книгу автора

которые умели дорожить своей жизнью, и тем не менее, он не колеблясь с нею
расстался, чтобы спасти раненного врага. То, что он совершил, облагородило
их всех, не только тесно связанных между собой бойцов "Страйкера" и не
только восемьдесят семь сотрудников Оперативного центра, но и всех и
каждого представителя нации, которую Чарли любил.
Глаза Роджерса подернулись влагой, и он постарался отвлечься, снова
принимаясь перелистывать страницы комиксов.
Он был потрясен, узнав, что сегодня эти журналы стоят в двадцать раз
дороже, чем в то время, когда он читал их сам, - два с половиной доллара
вместо двенадцати центов. Он выехал буквально с парой баксов в кармане,
так что пришлось покупать эти чертовы комиксы в кредит. Но еще больше его
расстроило то, что на картинках не так просто было отличить плохих парней
от хороших. У Супермена были длинные волосы и никакой выдержки в
характере, а у Бэтмена психика вообще находилась в пограничном состоянии.
Робин больше не походил на аккуратно подстриженного Дика Грейсона, а
скорее смахивал на какое-то непонятное отродье, ну, а вечно смоливший
сигареты социопат по имени Вулверайн ловил кайф от того, что вспарывал
людей своими когтями.
Если Мелисса не согласится на какое-то лакомство, подумал Роджерс, то
с подарками ему придется туго. Генерал бросил комиксы на пол рядом со
своими шлепанцами. Дарить ребенку такое чтиво он не намерен.
Может, повременить и подарить парню книгу "Мальчишки Харди",
прикидывал он, хотя вовсе не был уверен, что хотел бы взглянуть, в кого
превратились ее герои Фрэнк и Джо. Наверно, у братьев теперь по кольцу в
губе, татуировка и отношения с девочками, а их папаша Фентон, как и сам
Роджерс, поседел раньше времени и поочередно назначает свидания с
женщинами, у которых на уме лишь одно замужество.
Черт с ним, решил Роджерс, заскочу в магазин игрушек и подберу
какую-нибудь действующую модель. Модель, может быть, набор шахмат и что-то
из учебных видеокассет. Чтобы было для рук и для ума.
Генерал с отсутствующим взглядом потер горбинку носа и потянулся за
пультом от телевизора. Устроившись поудобней на подушках, он включил режим
"TV" и принялся переключать каналы, перескакивая с новых, но пустых
фильмов с живыми красками на старые блеклые и не менее пустые картины.
Наконец он остановился на программе с ретро-кино, где крутили что-то очень
давнее с Лоном Чейни в роли Оборотня. Чейни умолял молодого человека,
одетого в лабораторный халат, чтобы тот его вылечил и избавил от страданий.
- Мне знакомы твои чувства, - пробормотал Роджерс.
Однако Оборотень был по-своему счастливей. Обычно его страдания
обрывались серебряной пулей. В случае генерала, да и большинства из тех,
кто выжили после войны, насилия или геноцида, боль только затихала, но
никогда не проходила до конца. И она была особенно сильной в эти короткие
ночные часы, когда можно было отвлечься лишь на негромкое гудение
телевизора да на отсветы фар проезжавших мимо автомобилей. Как сэр Фальк
Гревилл когда-то написал в своей элегии: "Печаль, умноженная тишиной".
Роджерс выключил телевизор и погасил свет. Взбив под собой подушки,
он перевернулся на живот.
Генерал сознавал, что эти его переживания ему не подвластны. Но он
также понимал, что не вправе позволить себе роскошь и сдаться горю.
Оставались вдова и ее маленький сын, еще ему предстояло невеселое занятие