"Анна Китаева, Владимир Васильев, Александр Лайк. Идущие в ночь (Роман о Каменном лесе)" - читать интересную книгу автора

поставил в первый же синий день жизни в этом доме, и на окна, и на двери.
Потому что зверю, что живет во мне, совершенно нечего делать красным днем на
улицах Дренгерта. Но сейчас дверь запирать незачем - я скоро уйду.
Вечером, когда я доберусь до мельницы, мгла, медленно заволакивающая
память, не заставит себя ждать. Моран умрет, а вместо него родится взрослый
Вулх. Хищник. Зверь. Чужак.
Я очнусь на пересвете. Голова будет ясной и свежей - к счастью, я не
знаю, что такое похмелье. Пива-то я сегодня выпил изрядно... Даже не скажу -
оттого ли, что я оборотень, или просто организм у меня такой. Не знаю, и все
тут.
Вскоре я вскочил - разлеживаться времени не было. И я пошел к соседу.
Надо же объяснить, что я нанялся на работу, попросить присмотреть за
домом... Какая разница, что я никогда в этот дом не вернусь? Сосед должен
верить, что вернусь. Вот пусть и присматривает, тем более, что в конце
концов он приберет мое нынешнее жилище к рукам. Не заплатив ни гроша,
заметьте.
С соседом я говорил минут двадцать; потом вернулся за сумкой, еще раз
замер в знакомой и привычной комнате... Тьма, за что мне была уготована
судьба бродяги, которому не суждено отыскать под двумя светилами-Близнецами
свой истинный дом? Я вздохнул.
В общем, к переправе я отправился куда позже, чем рассчитывал. В
Дренгерте, как в любом нормальном городе, многие придерживались красного
цикла, и сейчас по их понятиям было время глубокого сна. Но не меньше было и
тех, кто предпочитал жизнь при свете Меара. Гудели, как шмелиные гнезда,
кабаки и таверны, а толстая тетушка Фили зазывала шатающихся по улицам
бездельников в свой полулегальный бордель. Девочки тетушки Фили строили тем
же бездельникам глазки из окон второго этажа. Бездельники пускали слюни и
машинально шарили в карманах и на поясе, там, где полагалось висеть
кошелькам. Надо сказать, местные щипачи часто повергали бездельников в
изумление - кошелек в половине случаев находился вовсе не там, где ему
полагалось. На рыночной площади, как обычно, было не протолкнуться. Заглушая
многоголосый гам, прозвонил колокол на Неспящей башне - я оглянулся.
Наверное, я долго больше не услышу боя дренгертского колокола. Если вообще
еще когда-нибудь услышу.
Я уворачивался от чересчур назойливых продавцов и отпихивал рыночную
шпану, не испытывая при этом обычной злости. Шпану я не любил.
Попрошайничают, а могут и стянуть чего при случае. Вроде ж не калеки, что
мешает работать? Рук в городе, как обычно, не хватает, мастеровые работников
берут без разговоров. Нет - попрошайничают.
Я направлялся на юг, к переправе через Юбен, соединяющей дорогу, что
вытекала из западных земель, с наезженным трактом на Запредельные восточные
княжества. Дорогу эту проложили еще хоринги - в незапамятные времена,
которых теперь никто толком не помнит. Она так и не заросла лесом, потому
что хоринги понимали лес куда лучше людей. По ней ходить отваживались только
смельчаки-одиночки, да горские караваны, вооруженные до зубов. Караваны
проходили только самое начало дороги, а потом отклонялись на юг, к
Плиглексу. Мне, похоже, предстояло идти этим негостеприимным путем гораздо
дальше, к местам последних хорингских поселений. В компании вороного жеребца
и дикой карсы, которая, по словам Лю-чародея, предана мне, словно пес
хозяину. В последнее я, понятно, верил не больше, чем в милосердие людей,