"Алена Киселева. Шанс на жизнь, шанс на смерть " - читать интересную книгу автора

пушистые березки и высокие тополя, за которыми нельзя было разглядеть
обширное поле, покрытое метровой травой. Выходить из леса я не стала, хоть
скудный свет от луны почти не проникал сквозь густую листву. На свой страх и
риск, я расседлала коня, будучи вовсе не уверенной в том, что смогу
повторить обратный процесс, и теперь рассеянно теребила гриву Арктура: на
ночь его нужно привязать, но чем? В моей сумке не было ни веревки, ни
чего-либо на нее похожего. Я не смогла придумать ничего умнее, чем порвать
юбку, захваченную мной на всякий случай, на узкие полоски ткани и связать их
между собой. Импровизированную веревку я накинула коню на шею свободной
петлей, а другой ее конец закрепила на толстом стволе вековой сосны. Ужасно
хотелось есть, а ночная прохлада уже пробиралась под не совсем подходящую
мне по размерам куртку, поэтому я собрала скромную кучку сухих палочек и...
бессильно опустилась на землю. Как человек цивилизованный, я не умела
добывать огонь без спичек или зажигалки, а ни того, ни другого в моем
распоряжении не имелось...
Я упорно терла камнем о камень до трех часов ночи, да так и заснула,
упершись спиной в гнилой пенек.
Когда я проснулась утром, у меня болела шея, не гнулась спина, и
затекли все конечности. Порядком стесавшиеся камешки валялись неподалеку,
жалкая горка хвороста развалилась, Арктур уныло смотрел на меня и задумчиво
пожевывал то, что некогда являлось предметом одежды. Я встала, отвязала
коня, отправив его на поле на вольный выпас, и только после этого подхватила
с земли сумку и села на пенек. Наиболее пригодный для съедения в холодном
виде я сочла копченую сосиску, после которой жутко хотелось пить. Пока я
завтракала, Арктур успел уничтожить целую плантацию клевера на опушке. Я
неуверенно глянула на свою фляжку: коня тоже надо поить, но как это
делается, оставалось загадкой. Плеснув воды в ладонь, я подсунула руку под
нос Арктуру. Тот совсем по-человечески скривился, но соизволил выпить и,
мало того, в охотку выхлебал все остальное, благо, я щедро подливала
жидкость в пригоршню. Зато теперь конь пришел в благодушное расположение
духа и даже подождал, пока я бегала за седлом.
Сегодня процесс седлания дался мне легче. "Веревку" отвязывать я не
стала, сделав из нее подобие поводьев. Где северо-запад, на который
собиралась ехать, я уже, конечно, понимала довольно смутно, поэтому
отправила коня наугад: привязи он худо-бедно слушался, вероятно, по
привычке. Речка - мой единственный ориентир - убежала в сторону еще в
середине прошлого дня; куда-то вдаль уходило поле, легкий ветер колыхал
соцветия сочной свежей травы. Погода была идеальной. Конь переступал
неспешно, срывая на ходу травинки. Мне взгрустнулось. Очень похожий пейзаж
можно увидеть из окошка деревенского домика, где живут мои родители.
...Я ничего им не говорила. Ни полтора месяца назад, когда узнала об
этом, ни позже. Зачем вынуждать их на сто двадцать дней страданий? Я
привыкла засыпать каждый вечер с мыслью, что могу не проснуться, ни к чему
было, чтобы еще кто-то начинал свой день со схожих раздумий. Впрочем, об
этом не знал никто, кроме, пожалуй, руководителя лаборатории...
Я сделала короткий привал днем и остановилась на ночевку еще до заката.
Тоскливое настроение не прошло; поле все тянулось и тянулось; по дороге не
попалось ни одного источника воды - моя фляжка до сих пор пустовала. Я
расположилась на краю маленькой рощицы, собрала горстку веточек в шалашик с
необъяснимыми целями и села рядом, уперев в них взгляд, словно в попытках