"Эфраим Кишон. Скажи 'Шалом'" - читать интересную книгу автора

человека, даже может быть больше правительства.
- Но если это так, г-жа Камински, - позволил я себе вмешаться, - почему
бы вам самой не взять на воспитание это крошечное существо?
- Я что, сумасшедшая? - отбила любительница собак. - Или у меня своих
забот не хватает?..
Вот так и получилось, что мы взяли на воспитание эту очень маленькую и
очень молодую собачку. Немедленно был созван семейный совет, и после
коротких дебатов между моей женой и мной было решено дать этой очень молодой
и очень маленькой собачке имя Цвиньи за ее уши в крапинку, а может, потому,
что так ее назвали бы где-нибудь в монгольских степях, а может, и по какой
иной причине, я уже не помню.
Цвиньи чувствовала себя у нас, как дома, и быстро засела в наших
сердцах. Кормить ее было легко, потому что она пожирала все, что оказывалось
в пределах ее досягаемости: кнопки, шпагат, наручные часы, все. К тому же
она повадилась таскать нам из соседского сада всякую падаль. Этим она
демонстрировала нам свою трогательную привязанность, и помахивала своим
коротким хвостиком всякий раз, когда мы ее окликали, словно видела в наших
руках венгерскую салями. В удивительно короткий срок она научилась слушать
мои приказы. Вот вам примеры:
- Сидеть! (Цвиньи настораживает уши и лижет меня в лицо).
- Барьер! (Цвиньи чешет себе живот).
- Лапу! (Цвиньи не шевелится).
Я мог бы привести тут еще целый ряд примеров, но и из этих ясно, что
Цвиньи была совершенно не дрессируемой, не воспитуемой и механически
слушающей собакой, стало быть, независимым, самостоятельно думающим живым
существом.
Жаль только, что она постоянно писала на ковер. Она писала постоянно, и
только на ковер.
Почему? Понятия не имею. По новейшим изысканиям глубин психологии
известно, что злополучные привычки восходят к травматическим происшествиям в
детстве, или даже еще раньше. Может быть, Цвиньи появилась на свет
где-нибудь на маковом поле, и потому вынуждена писать всякий раз, как увидит
красный ковер, за который, между прочим, я отдал целое состояние. В общем,
причина так и осталась неизвестна, а пятна остались пятнами.
Но я не хотел мириться с Цвиньиной особой привычкой отправлять свои
надобности и стал проводить с ней хорошо продуманную воспитательную работу:
- На ковер мочиться запрещено, - говорил я ей медленно и отчетливо,
назидательно поднимая палец. - Запрещено, слышишь? Запрещено! Фу! - И с
каждым повторением мой голос становился все строже, а палец все выше. С
другой стороны, я осып л ее всяческими похвалами, ласками и лакомыми
кусочками, если она хоть раз по ошибке совершала свое дело на клумбе,
которая тогда еще выглядела ухоженной, прежде чем под воздействием
быстрорастущих зубов Цвиньи перейти в дикое состояние.
Вероятно, Цвиньи вывела из всех моих разнообразных усилий лишь то
заключение, что это двуногое, то раздраженное, то ласковое существо, с
которым ей приходится иметь дело, очень уж капризное. Кто их разберет, этих
людей...
Поскольку Цвиньи оказалась не в состоянии воспринять хотя бы
элементарные требования гигиены, мне пришлось использовать новые, более
утонченные приемы воспитания. Я применил своего рода повышающую шкалу.