"Драконье лето" - читать интересную книгу автора (Силаева Ольга)

ГЛАВА 5 Квентин

Солнце настойчиво кололо веки. Я открыл глаза.

— Выспался? — мрачно спросил женский голос. — Между прочим, уже половина четвертого.

— Пора обедать? — Я шевельнулся и обнаружил, что лежу на жесткой земле, а в бок упирается что-то прохладное и круглое.

— И обедать, и ужинать придется в другом месте, — Лин, скрестив ноги, сидела в двух шагах от меня. — Хочешь пить?

— Еще бы!

Я нашарил глиняный кувшин и сел.

Вода обожгла сухое горло, я не смог проглотить первые капли и закашлялся. И в теле была какая-то странная сухость. Ни огня, ничего.

Я отставил кувшин.

— Спасибо.

— Не за что, — Лин откинула прядь с лица. — Когда ты валялся без сознания, явился хозяин постоялого двора собственной персоной: как я поняла, его понукала жена. И велел нам убираться. Я такой крик подняла — сама себе удивилась.

— Представляю себе. — Зрелище и вправду рисовалось забавное. — И он отступился?

— Он-то отступился, но ночевать мы тут не сможем, — Лин виновато пожала плечами. — Еды я у него набрала. Заплатила в пять раз больше, чем стоило бы. Со страху, наверное.

— У меня есть деньги. Выберемся.

Я со вздохом поднялся. К удивлению, ничего не болело. К сухости добавилась странная легкость: словно я стал собой, сам того не заметив.

Когда де Верг выбросил вперед дразнящее алое пламя, я хотел стать собой. Пришпилить его к столбу, стереть в порошок. Наказать.

Я резко обернулся. Неужели?

— Лин… чем все кончилось? Кто-то погиб?

— Погиб? — Ее глаза расширились. — Нет. Ты совсем ничего не помнишь?

— Я… хотел уничтожить де Верга. — Я обвел взглядом двор. — Кстати, где он?

— Забавно: он сказал то же самое о тебе. — Лин встала вслед за мной. — Анри и Марек умчали в Галавер. Уломали хозяйского сына их довезти; боюсь даже представить, что Марек ему пообещал. А я осталась.

— Я заметил, — кивнул я. — И то, что ты провела несколько часов на жаре, — тоже.

— Ну, скажем, воду я принесла совсем недавно. Я бы утащила тебя в тень, но куда мне… — Лин нахмурилась. — Не о том говорим. Чем закончилась дуэль? Вспомни.

— Ты там была. Мы с де Вергом обменялись пламенем, потом… — Я непонимающе посмотрел на Лин. В глазах нет страха, значит…

— Я проиграл.

Она медленно кивнула.

— Анри вызвал ветер. Горячий воздух свился удавку, и ты рухнул замертво. — Лин взяла у меня кувшин, отпила немного. Покачала головой, вытирая губы. — В книгах глубокий обморок выглядит куда романтичнее. Я испугалась.

— Но не настолько, чтобы уехать с волшебниками?

— Откуда ты знаешь, что они предлагали?

Я пожал плечами.

— Марек заинтересовался тобой. Настолько, что за завтраком вы были на «ты». Я думаю, он любил сестру. И попытается помочь тебе.

— Так и есть, — призналась она. — Но оставлять тебя здесь было бы не по-волшебничьи… не по-чародейски? Да и после вчерашнего разговора я сама не очень-то стремлюсь в Галавер. Я вполне могу подождать пару дней.

— Пойдем пешком? Будем бродяжничать под звездами и разучивать заклинания на живом ветру? — Я вспомнил, как жгло глаза пламя де Верга, и закусил губу. — План дерзкий, но может и сработать.

Действительно, почему бы нет? Прошлой ночью открыл розу; вдруг получится и на этот раз? Взрезать воздух жаркими бичами, оказаться еще на шаг ближе к Драконлору. Добраться до Галавера, найти дерзкого насмешника, и…

Нет. Нет.

Вчера я — почти? — убил человека. Потом встреча в экипаже застлала память, а ночью, продрогший, я не мог закрыть глаз. В Херре меня вело, здесь я бил наверняка.

Я не хотел поединка. И если бы де Верг не начал читать стихи, я бы не пошевелился.

Кажется, я оправдываюсь.

— Квентин? — Лин вопросительно смотрела на меня. — Ты идешь?

— Конечно, — я натянуто улыбнулся. — Я хотел тебя спросить: при каких обстоятельствах ты бы дралась на дуэли?

— Если бы меня оскорбили при всех… — Она задумалась. — Нет. Мэтр предостерегал как раз от этого. Я бы ответила еще хлеще, только и всего.

— А если бы за глаза поносили близкого друга, члена семьи? Кого-то, кто вполне мог бы заменить тебе отца или брата?

— Они бы ответили за свои слова, — помедлив, кивнула она.

Мы вышли за ворота. Последний раз отпив из кувшина, я оставил его у плетня. Легкость уходила, тело мало-помалу обретало вес, но сухость только усилилась, будто тело, лишенное огня, сжигало само себя. Гудела голова.

— Тебе досталось, — тихо сказала Лин.

— Надеюсь, мой соперник выглядел не лучше. — Я обернулся на пустой двор. Две усыхающие березы вяло качали чахлыми ветвями вслед. У крыльца вилась пыль.

Точь-в-точь наша ферма в погожий день. Может, это и к лучшему, что и там, и тут меня проводили неласково. Меньше искушений.

Стал бы я драться за кормилицу и ее мужа на дуэли? Возможно, но… не знаю. Скорее фыркнул бы обидчику в лицо, как Лин тогда, в карете. «К вашему сведению!..» Смелая девочка. Она не боялась показаться смешной.

— Так, — спохватилась Лин, — я к тебе в оруженосцы не нанималась! Держи, — она передала мне сумку и плащ.

— Я надеялся, что ты забудешь.

— И не мечтай, — фыркнула она. — Я еще и свою сумку на тебя могу сгрузить. Пешком, между прочим, мы идем по твоей милости.

— Растравляешь свежие раны? Ну-ну. Вот вызову тебя на дуэль, будешь знать.

Беззлобно пикируясь, мы вошли в лес. В сердце смутно шевельнулась горечь: как же, де Верг проехал здесь совсем недавно, еще следы колес не остыли. Победитель…

Лин блаженно зажмурилась, шагнув в тень.

— Как ты думаешь, есть тут разбойники?

— Надеюсь, что нет, — честно отозвался я. Голова болела все сильнее.

— Не пышешь жаром гнева? Не горишь желанием отомстить за вчерашнее?

— Тебе бы все шутить, — я поднес руку к затылку. Пепел! — Лин… мне, кажется, нехорошо.

— После вчерашнего или после сегодняшнего? — Улыбка медленно сползла с ее лица. — Ой. Квентин, не умирай, а? Я тебя до Галавера не дотащу.

— Да. То есть не обещаю, но…

— Сворачиваем с дороги и устраиваемся на отдых, — перебила Лин. — От привала до привала, к ночи будем в Галавере. Заметь, я не сказала, к какой ночи.

Я невольно улыбнулся.

Мы спустились вдоль овражка по мягкой траве и вошли в солнечный бор. Между соснами прозрачным блеском светилась река.

— Остановимся у воды? — нерешительно спросила Лин.

— Думаешь, пора топиться?

— А тебе сейчас не все равно?

Я с изумлением посмотрел на нее. Хороший способ избавиться от попутчика, нечего сказать!

— Я не об этом, — поправилась Лин. — Марек сказал, у тебя сейчас упадок сил. Перенапряжение: если раньше не баловался с огнем, поначалу бывает худо. Раз огонь весь вышел, что толку бояться воды?

— Действительно, кому знать, как не ему? — пробормотал я. — То, что я столько времени провел на жаре, — мелочь, не стоящая внимания.

— Ты на него злишься?

— За что? Он делал свою работу. Ненавязчиво и мягко, надо отдать ему должное. Ты даже не заметила.

— Заметила, — Лин улыбнулась чему-то. — Он сам раскрыл карты. Знаешь, мне кажется, он получил от нашей встречи большое удовольствие. Марек любит загадки.

— Что может быть загадочнее, чем юноша, вспыльчивый во всех отношениях, — пробормотал я. — И как, разгадал он наши тайные замыслы?

— Пытался, — тряхнула головой Лин. — Но куда Мареку до меня! К тому же я обещала мэтру его не выдавать. Он мой учитель… и друг, наверное.

Мы вышли на песчаный берег. Вокруг теплыми колоннами стояли сосны, шуршала осока. Рядом крикнула чайка. Каменистая коса резала неглубокую воду пополам, будто неторопливая баржа.

Как дома…

Хочу ли я вернуться домой? К простой, изнуряющей работе, любимым книгам, знакомым лицам? Пустой разговор… но если бы? Или отправиться в безлюдные земли, стать собой, учить магию самому? Теперь, когда я знаю основы, что не подвластно мне?

А что останется вне моей руки, когда я пройду Галавер?

Не так. Что от меня останется после Галавера — вот что я хотел бы знать.

— «Вспыльчивый во всех отношениях», — медленно, словно пробуя слова на вкус, произнесла над ухом Лин. — А это звучит! В передряги ты и впрямь попадаешь с завидной частотой.

— Череда случайностей, — пожал плечами я. — Или время пришло. Перед Темью была еще одна… стычка.

— Мм-м, — Лин провела носком черту на песке. Выпрямилась, посмотрела на меня. — И стоит оно того? Зачем дразнить дракона?

— Дразнить драконов никогда не стоит. А вот вступиться за то, что считаешь правильным… Хотя ты права. Третья драка, и третий раз одни неприятности. И третий раз — выбор, который я не мог не сделать.

Ноги начали подкашиваться. Я сел на песок.

— Может быть, где-то я и ошибаюсь, — помолчав, добавил я. — А может быть, ошибается мир.

— Хороший из тебя боевой маг получится, — хмыкнув, Лин уселась рядом. — Люди, во всем виноват мир, с него и спрашивайте! А у меня принципы!

— Ты говоришь так, будто у тебя их нет. — Голова кружилась все сильнее, и я лег, закинув руки за голову.

Снова хотелось пить, но идти к реке не было сил.

Небо летело над головой, как весенний поток. Близко-близко, вытяни руку — коснешься, шелестели облака.

— Анри тебе за-ви-ду-ет, — упрямо продолжала Лин. — На что у тебя уходит час, у него уходили недели. Да и наставница его наверняка за промахи по голове не гладила. А тут появляешься ты, весь в алом… — Она смутилась. — Извини, прилипло.

— Ничего, — я махнул рукой. — Если уж я еду в Галавер, придется привыкать. Лин, я посплю немного, хорошо? Мне сейчас не то что заклятого врага не поджарить — костер не развести.

— Конечно, — она беспечно тряхнула головой. — Если что, я и мечом могу.

— Где-то я это уже слышал…

Обиженное лицо Лин было последним, что я видел, прежде чем провалиться в сон.

И во сне белел песок и стелились волны, но другие: зеленоватые, прозрачные, горькие. Должно быть, де Верг разбередил что-то разговорами о море.

Голова тяжелела, я не чувствовал ног, но поднялся легко, словно тела не было вовсе. Шевельнул рукой, но не ощутил ни движения пальцев, ни трепетания крыльев. А потом обернулся и забыл, что я есть.

Башни. Гордые, бледные, овеваемые ветром и пламенем: черные пропалины пятнали сияющий камень. Я сделал несколько шагов, и белые силуэты расступились. Передо мной открывался город.

Куда там Херре! Таких строгих и точных линий, уверен, не знал и Галавер. Ослепляющая белизна улиц сменялась тенью колонн, величественные площади — хрупкими фонтанами. Ни одного дерева, человека… дракона.

Я видел этот город. Над мраморными ступенями не пролетал ни я, ни родители, но кто-то из моих предков дышал этим воздухом, слушал пение волн… жег закатным огнем молчаливые башни.

Что здесь произошло?

Я сделал еще шаг. Меня тянуло, волокло к главной площади, где пенилась и блестела на солнце прозрачная полоса, уходящая в небо. И вместе с громом водопада, враз заложившим уши, пришло прозрение.

Легендарная столица, Небесный, Летучий водопад, Сорлинн. Мы любили воду… когда-то.

Я жадно оглядывался по сторонам. Тысячи лет назад здесь собирались драконы. Приземлялись на гладкие плиты — и молчали вместе. На этих камнях судили первого отступника. Я стоял в сердце легенды.

Мрамор, тень и вода. Нет нужды в деревьях, если кругом густые южные сады. Да и не жил тут никто. Здесь собирались вместе свои, которых у меня никогда не было. А затем теплую тишину сменили распри, вместо прохладных струй полилось пламя, и живые ушли подальше от воды, в одночасье ставшей врагом.

Потом пришли люди. Дети первого дракона, который вернулся навечно. Первым его назвали они. Первым его называли и мы, но совсем, о, совсем по-другому.

И что делать теперь, когда мир принадлежит им?

Я вздохнул и упал на камни, лицом в бесконечное небо.

Подскажи. Вразуми. Дай совет. Я найду книгу, но для кого? Я не знаю, как себя вести, кем быть, как поступать. Родители хотели уберечь меня от людей, но, кажется, уберегли и от драконов. Кем я вырос? Магом? Человеком?

Я чувствовал, как мысль выгибается дугой, не давая мне проснуться.

Этой площади много веков. Да и есть ли она вообще?

Только в крови и памяти. А если де Верг не солгал, эти башни и дворцы теперь обнимает море. Так что я здесь делаю? Пытаюсь почерпнуть сил? Найти ответ? Я и вопрос-то не могу задать…

Водопад торжествующе гремел, неощутимые брызги летели вокруг, а я перетряхивал память, ловя мысли о Сорлинн. И вспомнил вторую легенду.

«На крыше самого высокого из дворцов…

Где стражами притаились изваяния…

Ждет путника вход во время…»

Древнее полузабытое предание. Оно есть в каждой книге мифов, и взрослые мудро улыбаются, читая его детям: «Видишь, сынок, даже драконы раскаиваются, если совершают плохие поступки. Нашкодишь — попадешь в далекое прошлое, где нет ни игрушек, ни друзей, ни мамы с папой».

Мне никогда не читали вслух. Но я запомнил каждую строчку, затер обложку до дыр…

Давным-давно в те врата входили преступники, проклятые. Уходили, не поднимая глаз, не смея даже думать о возвращении. Уходили, плюя в лица семьям, бахвалясь своими «подвигами». Далекое прошлое, одиночество — единственная замена казни.

Мы слишком испугались первой жертвы.

Потом явился Первый, дракон, отринувший крылья и ставший человеком. В дни, когда мы летали над водой, он пустился вплавь, и многие — слишком многие! — ушли за ним. Прошли годы, века, и их голоса раздавались все громче: все, что есть на земле, лишится жизни, если мы не отринем огонь.

Отказаться от пламени? Проще перерезать себе горло. Никто по доброй воле не лишит себя жизни; кто же откажется от чуда? От пламени заката на крыльях, от багряной розы на ладони?

Но вода поднималась. Море скрыло пески, заглушило шум водопадов, а подножия башен заросли кораллами. И тогда врата открылись вновь.

Те, кто шагал внутрь, жертвовали собой, зная, что не вернутся. Но они нас спасли. Высокая вода остановилась. Может быть, мир в прошлом и впрямь был крепче, и их огонь там не причинил вреда. Может быть… Не знаю.

Но как же мало нас осталось…

А теперь Анри де Верг снова говорит о высокой воде, говорит серьезно, кусая губы. И я вижу во сне Сорлинн.

Водопад вспыхнул сотнями переливчатых струй. Там, за морем, поднималось солнце.

Неужели теперь врата зовут меня?

А почему нет? Там, тысячи лет назад, еще не забыли тонкий огонь. Сто лет назад род Кор правил Херрой, мудро и справедливо, как в сказках. Ведь Херра держалась еще несколько лет после начала войны… Отец был хорошим правителем.

Всего капля моей крови на камнях. Вокруг сгустится темнота, в ней вспыхнет язычок огня, и я пойду на далекий свет. Закрою глаза и проснусь, быть может, основателем рода Кор — кто знает! Среди своих, а не рядом с обманутой девчонкой, на полпути неизвестно куда.

А если повезет, я увижу родителей…

Которые ненавидели эту легенду. И мысль отдать сына трусам, ушедшим через врата, жгла бы их горше ледяной воды.

Словно услышав мои слова, небо потемнело. Звон фонтанов куда-то пропал, и на площади засвистел ветер. Вода брызнула в лицо, и мрамор с глухим звуком рассыпался.

Я проснулся.

В ушах звенело, но от усталости не было и следа. Жар спал. Я приоткрыл глаза.

Лин сидела в той же позе, переворачивая страницы потрепанной книги. Солнце догорало за рекой, на песке охапкой лежали сухие ветки.

От прибрежной осоки ложились длинные тени. Я поежился.

— Взгляните-ка, кто раздумал умирать! — Лин подняла голову и улыбнулась. — Выспался?

— Ритуальный ответ: «Пора обедать?» — отозвался я. — Или ужинать?

— Наконец-то есть с кем поговорить, — она отложила книгу и блаженно вытянулась. В ее волосах сверкнуло солнце, и я заметил мокрые пряди.

— Ты что, купалась?

— Было дело, — Лин легко пожала плечами. — Не всем же огненными шарами швыряться. Некоторые и прохладу любят. Ты давай завидуй, не зря же я мокла!

Я усмехнулся, вспомнив водопад в Сорлинн.

— Ну, кому-то следует сохранить сухую голову. Так как насчет ужина?

— А его есть кому готовить? отпарировала Лин. — Чем и на чем?

Я сосредоточился и пальнул искрой в кучу сучьев. Та немедленно занялась.

Кажется, я переборщил. Пламя защелкало, загудело оранжевыми прожилками и взвилось на полметра вверх. Лин отшатнулась.

— Сейчас прогорит, — успокаивающе заметил я. — И будет нам поджаренный хлеб и печеные яблоки.

— Хорошо бы, — Лин опасливо приблизилась. — Завтрак был неважный.

— А десерт и вовсе из рук вон, — подхватил я, садясь перед огнем. — Так что у нас есть?

— Как ни удивительно, картошка и черный хлеб, — Лин вытащила из сумки искомое. — А также вино, яблоки, изюм, орехи и ветчина. Где-то была соль… драконов хвост, да куда же я ее засунула?

— Посветить?

Я потянулся за горящим прутиком, и мой взгляд упал на обложку книги, что читала Лин. Подозрительно знакомой, надо сказать. У Эрика я засыпал и просыпался на ее плече. Книги, не девушки.

— «Мифы и легенды», — прочитал я вслух. — Откуда она у тебя? Вернее, почему она здесь?

— Решила попутешествовать? — Лин улыбнулась. — Я заходила к мэтру дня три назад и решила поживиться. Он не возражал, даже обрадовался чему-то.

«Мы не герои мифов, но это ничего не меняет». Спасибо за напоминание, Рист.

— Я думала, — Лин помедлила, будто решая, делиться ли со мной, — помнишь рассказ Марека о том, как он познакомился с Анри? Дуэли, колотые раны, трупы… и никто особо не переживает по последнему поводу. Даже не задумывается!

— Чтобы Марек да не задумался? — я фыркнул. — Да он наверняка и словесные портреты составил, и отпечатки пальцев собрал. На всякий случай.

— А де Верг и те забияки? А герои книг? Подрались, оттащили раненых к лекарю и в обнимку направились в ближайший кабачок!

— Заливать вином вину, — я дернул плечом. Воспоминания о попойке у Эрика еще были свежими. — В том числе.

— Угу, в первый раз. А потом глянут наши герои на старших товарищей, холодных и невозмутимых, и вся эта чушь вылетит из головы!

Лин сердито замолчала и уставилась в огонь. Вечерело. Солнце ушло с серого неба, и я набросил плащ. Моей спутнице, казалось, холод был нипочем.

— Ведь дело не в том, что в книжках написано, — задумчиво сказал я. — А в том, что ты для себя решаешь. А ты как раз ничего решить не можешь.

Лин встрепенулась, моргнула.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что я в том же положении, — улыбнулся я. — Просто, правда?

— Все-таки Марек прав, — она восхищенно покачала головой. — Мы думаем лишь о себе.

— И когда мы думаем об одном и том же, это только на пользу. Вот послушай: вчера, лицом к лицу с разбойниками, что ты в первую минуту подумала?

— Ничего, — Лин виновато развела руками. — Чистый лист. Пустота. Я удивилась, испугалась, а потом и разозлилась — когда тот рыжий огрел меня дубинкой, но в первую секунду меня будто обожгло. Я могла броситься на них с мечом, могла крикнуть: «Стойте!», прыгнуть тебе за спину, убежать. Все, что угодно.

— Ну, убежать ты, положим, не могла, — я вспомнил ее напряженное лицо. Оставалось надеяться, что она не видела моего. — Но со мной было то же самое.; Шок, и лишь затем реакция. И с разбойниками, и с де Вергом, и… еще в одном месте.

— Тогда… — Лин выпрямилась, как восклицательный знак. — Тогда получается, что настоящая, первая реакция — любая? Никакая? А справедливый гнев, горькая обида, нежная благодарность — это все наносное?

— Я бы повесился, — без малейшей иронии заметил я. — Нет, я так не думаю. Но новое вызывает именно такой ответ. Ты постоянно строишь вокруг себя мир, а новое событие ставит мир под сомнение. Тебе приходится встраивать его в картину.

— И за те доли секунды, что разбойник удерживал меня на земле, я рисовала себе картину мира? Как и ты, когда Анри тебя окликнул и оскорбил?

— Совершенно верно.

— Философия… — выдохнула Лин. — Хорошо, а есть она, правильная картина?

— О чем я и думаю. Когда выбираю, все правильно и верно, а вот потом, — я потер виски, — ничего хорошего. Куча глупостей за спиной, и пепел знает что впереди.

— Ну уж, — она нагнулась и закинула тлеющую щепку обратно в костер. — Дуэлянты и забияки думают слишком мало, а кое-кто — чересчур много. То у тебя принципы, то они никуда не годятся. Определяйся уже!

Я открыл было рот, чтобы объяснить, как стремление вернуть дом, вступиться за друга, защитить спутницу в конце концов оборачивается обожженными телами и тоскливой пустотой, как вдруг Лин громко чихнула. Потом еще раз.

— Возьми мой плащ, — предложил я. — Или у тебя есть свой?

— Есть, но… — она смущенно поежилась, наклоняясь ближе к костру. — Само высохнет.

Я приподнял бровь. Высохнет — что?

Рассматривать спутницу было неловко, но остаться без огня перед визитом в Галавер мне хотелось еще меньше.

— Лин, если ты заболеешь, о магии придется забыть на неделю, — предостерегающе сказал я. — И тебе, и, возможно, мне.

Она шевельнулась перед огнем, и я заметил, как мокрая блузка облегала тело. Откровенно и… красиво. Этого еще не хватало! Я резко отвернулся.

— Лин, ты собираешься вступать в клуб самоубийц? Ты бы еще в ботинках плавала, честное слово.

— А в чем? — возмутилась Лин. — Я вообще не собралась бы купаться, если бы не Марек со своими дурацкими предостережениями. Мол, возвращайся домой, с магией дело не выгорит, я же тебе добра желаю… После такого одна дорога — в реку. Тут и неглубоко.

Н-да. Похоже, Марек оказался честнее меня.

— Ладно, что уж теперь, — Лин вздохнула. — Закрой глаза, я переоденусь.

Из сумки появилась свежая рубашка. Я закрыл глаза и откинулся на спину, к звездам. Вы так близко, а меня нет. Стать собой, задеть крылом и помчаться наперегонки с падающей звездой…

Нельзя, нельзя, нельзя. Год за годом ответ один: и думать нечего. А итог — трус, который очень хочет доказать себе, что трус — не он. Вот и попадает из переделки в переделку.

Если бы знать, где Драконлор!

А знание так близко… Если только Лин сидит спиной; за столько лет магия должна была проявиться! Один взгляд, я запомню узор, и Галавер меня не дождется.

То, что я собирался сделать, было совершенно непорядочно. Но ни о чем другом я уже не мог думать. Я неслышно повернул голову и приоткрыл глаза.

Рубашка светлой птицей полулежала на траве, спиной к костру, как и ее хозяйка. Мокрая ткань, свернутая и выжатая, лежала рядом. Линины запястья легко проскользнули в рукава, поднимая светлый лен за собой, и я невольно поднял взгляд.

В первую незнакомую секунду меня обожгло, нервно и хлестко. Я глядел на чистые, естественные изгибы лопаток без единой лишней черты, и не знал, что думать.

Затем проснулись мысли другие, вполне определенные. Пепел и дождь! Самому, что ли, сходить окунуться в прохладной водичке? Пока, как говорил дядя, все не накрылось медным колоколом?

Хотя День трех колоколов только через неделю…

Квентин, заткнись.

Лин застегнула рубашку и обернулась. Я не успел отвести взгляд, и несколько мгновений мы озадаченно смотрели друг на друга.

— Пора питаться, — нарушила молчание Лин. — Предадим картофель огню?

— Точнее, неворошенному жару под пеплом, — я начал разгребать угли палкой. — Вино будем пить холодным?

— Ты волшебник, ты и разогревай, — она протянула мне флягу. — Только учти, другой посуды у нас нет.

Я представил, как по руке стекает раскаленный добела металл, и торопливо поставил флягу на землю.

— Рисковать не будем. Я займусь картошкой, а тебе достается честь нанизывать хлеб на прутики.

— Тоже дело, — легко согласилась Лин.

Вскоре мы уже уплетали свежезажаренную ветчину с печеной картошкой. Хлеб подгорел местами, но я все равно не ел ничего вкуснее. Забавно: на ферме всегда было где развести костер, а на кухне — взять овощи и мясо. Почему же мы никогда так не сидели?

Впрочем, еще более дико было бы представить, что мои предки разжигали костры на площадях Сорлинн, чтобы подрумянить окорок. Каждому свое.

— Мне снился поразительный город, — задумчиво объявил я, вытаскивая из углей яблоко. — Город-легенда. Я слышал о нем, но ни разу не представлял так близко, так ярко.

— Во сне? — Лин опустила мешочек с изюмом. — А наяву ты его ни разу не видел?

— Кто-то из моих предков видел. У тебя так никогда не бывает?

— У меня? Нет, — она нахмурилась. — Я редко помню сны. Чаще снится что-то волшебное. Иногда мы с мамой собираем цветы, иногда я скачу на лошади. Бывает, у мэтра появляется рука, а иногда, — она запнулась, — я вытягиваю руки, и вокруг летят искры.

— Мне никогда не снились родители, — признала я. — Ты счастливица.

Лин покачала головой.

— Просыпаться все равно приходится. Я бы посмотрела мир чужими глазами: бабушкиными, мамиными. Представляешь Лин, которая жила тысячу лет назад? А если у меня в предках были драконы? Засыпаю — и лечу над полями, выше ветра, быстрее любого мага! А увидеть свет глазами самого первого дракона? Первого человека?

— Я бы не отказался, — кивнул я.

— Серьезно, Квентин, если тебе это не приснилось, — она улыбнулась одними глазами, — тебе позавидовал бы кто угодно.

— Ты столь пламенно восторгаешься, что я начал сомневаться, — я потянулся через остывающий костер. Вот они, «Мифы и легенды». — Помнишь «Врата времени»?

— Почти наизусть. Ты и их видел?

— Я видел город, где, по легенде, они должны стоять, — я задумчиво погладил переплет. — Я не видел самих врат, но… на миг мне показалось, что они зовут меня.

— Значит, некоторые драконы на самом деле ушли в прошлое, — .тихо промолвила Лин. — Самые благородные из них.

— Или самые трусливые!

Мой ответ прозвучал резко, резче, чем я ожидал. Во сне я готов был предать память родителей. И, проснувшись, не находил себе оправдания.

— Их могли обмануть, — произнес я тише. — Уходя, они верили, что спасают мир, но так ли это было?

Лин уверенно кивнула. Ну-ну. Кто из нас ведет род от драконов, а?

— Они уберегли нас, — решительно заявила она. — Ты же помнишь: земля истончилось, поднялась вода, и драконы поняли, что в этом веке им не место.

— А в прошлом, значит, земля была крепче, репа слаще, и огненные ураганы встречали рукоплесканиями, — язвительно отметил я.

— Так было!

— Ага. Десять раз. — Я с отвращением посмотрел на книгу. Все-таки умудрился посадить жирное пятно, молодец. — Глупый, трусливый миф.

— Думаешь, они ушли обратно во дворцы, не пожертвовав ничем? А Первый, который сбросил крылья, отказался от огня и принял воду, стал человеком? Он говорил о душе, о том, что каждая жизнь вечна, что драконы своим бездумным огнем износят землю! Трус?

Я чуть было не брякнул: «нет, идиот», но, глядя на ее лицо, словно освещенное изнутри, удержался. Вместо этого я сказал:

— Не знаю. Темно уже, поздно. Давай спать.

Костер мы затоптали быстро: вечерняя роса уже сошла, было влажно и прохладно. Лин достала из сумки тонкое, прочное полотнище и устроилась по одну сторону костра, ближе к реке. Я завернулся в плащ в смутных сумерках по другую и уже засыпал, как в темноте раздался шепот:

— Квентин?

— Как ни странно, еще здесь, — шепотом же отозвался я. — Лелею мечту об отдыхе.

— Ну и зря. Лучше ответь, только честно: ты веришь, что все это было? И драконы не ведали страха воды, и люди становились драконами, и любой мог уйти в далекое прошлое и построить жизнь заново?

— Наверное, не любой, иначе какой смысл жить? Врата стояли не для всех, Лин. Только для драконов. Их возвели в знак покаяния в год первой казни… да они и были покаянием. Символический способ искупить ошибку, совершенное изгнание без малейшей надежды вернуться. Драконы больше не хотели проливать кровь. Потом, правда…

Я услышал, как Лин недоуменно приподнимается в темноте.

— Квентин… этого не было в книжке.

— А истории о драконьих свадьбах, что рассказывала тебе няня? Они были в книжке?

— Они были на самом деле! И не тысячелетия назад!

— Кто сказал, что правду не передать через тысячелетия? Мне рассказывали родители, — я почувствовал, что ступаю на тонкий лед, и утих. — Они не любили эту легенду. И драконов, ушедших через врата, называли трусами.

— Очень трусливо: пожертвовать собой ради тех, кто и летать-то не может, — с горечью произнесла Лин.

— А толку? Я говорил с де Вергом вчера, в карете. По его словам, высокая вода идет на север. Все еще. Несмотря на красивые жесты. И если уж мы погибнем, честнее бороться. Как мои… как другие герои мифов.

— Так если вода поднимается от драконьего огня, им тем более стоило уйти! Ты веришь легендам, почему не этой?

— «И обрушится гнев водопадом, — процитировал я, — и угаснет тайный огонь в чертогах, и наступит вечер». Я верю мифу; я не верю в то, что бегство было актом искупления. Они могли драться и погибнуть, отправиться в поход за утерянными знаниями, сложить крылья и жить среди людей, наконец!

— Тот, кто жертвует, не может быть не прав.

— Если он жертвует, а не бежит. По-моему, мы сейчас опять погрязнем в философии. Давай спать.

— «Давай спать», акт первый, сцена вторая, — покорно согласилась Лин. — А все-таки они правы! Хоть и драконы. Они ведь растеряли свои умения, не могли помочь ни другим, ни себе. Кому они были нужны в этом времени?

Я сел в темноте.

— Тебя это занимает? Что и ты окажешься никому не нужной, если не попадешь в Галавер?

Лин молчала.

— Когда я работала за стойкой, я была нужна, — наконец сказала она. — Мне хотелось быть нужной. Но на моем месте мог быть кто угодно. Никто и не заметил бы подмены.

— Неправда.

Я хотел коснуться ее плеча в темноте, но удержал руку.

— Неважно. Я туда не вернусь.

— Лин… — я запнулся. — Драконы были нужны своим. Не в магии дело. Если бы они не ушли, все повернулось бы по-другому. Только представь! Войны не было, дракон Вельера не перешел грань, твоей няне не пришлось бежать, я вырос рядом с родителями — рано или поздно вернулся бы огненный век. Мы бы вернули магию, Лин! Но драконы выбрали прошлое, и мир перешел в другие руки. Иногда стоит сделать шаг, и все изменится.

— То есть мне стоит подождать, пока мир окажется под моими подошвами? — Она улыбнулась в темноте.

— Может быть, и ждать не нужно. Корлин был великим магом. Ты уверена, что он отметил тебя случайно?

Я слышал, как она выдохнула — словно волна плеснула на берег. Квентин, ты идиот. Она хочет именно этого, да ты и сам хочешь того же: овладеть огнем, вкатить мир на гору и выбрать направление — вперед, назад, в огненный век или в пропасть. Стать собой и в миг прозрения понять, кто ты, почему ты здесь, ради чего живешь. Что достоин совершить.

У Лин нет твоего огня. Так не толкай ее с этой горы — вниз!

— Прости, — сказал я. — Я, наверное, переборщил.

— Ничего, — отозвалась она прежним насмешливым тоном. — Мы и впрямь размечтались. Будем спать?

Я кивнул, глядя на звезды.

— Завтра долгий день… долгий путь, — пробормотала она. — Знаешь, если я когда-нибудь найду врата времени, я шагну в сегодня.

— То есть ты сейчас счастлива? Без всякой магии?

— Я чувствую, что нужна сама себе. Странно звучит, правда?

Там, в далеком прошлом, мои предки смотрели на те же звезды. Где-то там бродил Корлин, дописывая Драконлор. Там остались отец и мама. И каждый из них знал, что ищет. За что борется. Что любит и что хочет защитить — как я сейчас.

— А знаешь… — проговорил я. — Наверное, я тоже.