"Драконье лето" - читать интересную книгу автора (Силаева Ольга)

ГЛАВА 2 Лин

Я проснулась в гнезде из одеял. Под головой лежал уютный сверток из двух… нет, трех плащей. Над головой раскинулось предрассветное небо.

С окрестных деревьев доносилось сонное чириканье. Пахло гречневой кашей.

Мэтр обернулся от догорающего костра.

— Завтрак всерьез собирается остыть, — заметил он. — Я, конечно, могу подогреть, но…

— Не надо, — я вскочила. — Я еще жить хочу. Квентин уже?..

Мэтр указал на пустую миску. В одном месте она была проколота, словно клыком, и я вздрогнула, глядя на расходящиеся по фарфору трещины.

— Боюсь, я не скоро смогу купить новую посуду. — Он улыбнулся без тени горечи. — Каша, впрочем, едва ли стала от этого хуже. Что до Квентина… — мэтр махнул рукой куда-то мне за спину. — Обернись.

Я последовала его совету и чуть не села на мокрую траву.

На опушке леса танцевали огромные, в мой рост, огненные буквы. Опадали, стирались, оставляя за собой серые струйки дыма, и вновь возникали, переплетались, составляли новый узор и повторяли его в другом месте. Невидимая рука жонглировала ими с такой скоростью, что рябило в глазах.

— Бумага необходима магу как воздух. Но воздух — та же бумага. — Мэтр протянул мне тарелку. — Скоро Квентин сможет прочитать послание. Не боишься?

— Чего?

— Ты следующая.

— Я… верю в Квентина, — Ложка предательски выпала из пальцев, и я закусила губу, поднимая ее. — Он справится.

— Так-то оно так, но если в последнюю секунду ты дернешься, никакое искусство не поможет. — Его лоб пересекла морщинка. — Будь осторожна, хорошо?

— Об этом стоило подумать Корлину, — мстительно произнесла я. — Если со мной что-нибудь случится, Квентину останется лишь винить своего прославленного предка.

— И эти мысли будут тебя греть, когда ты поедешь по холоду с перебитым позвоночником? — Мэтр приподнял бровь. — Ну-ну.

По траве прошуршали шаги. Я обернулась.

— Никаких «когда», — Квентин очень спокойно смотрел на меня. — И никаких «если». Завтракаем и выезжаем. Рист, у вас с собой есть шелк? Сойдет кожа или плотная ткань.

Мэтр поднял голову, и между двумя драконами что-то пробежало, будто по воздуху скользнул сердитый язычок пламени. Отчетливо и тихо прозвучали слова:

— И перестань ее пугать.

Я на всякий случай уткнулась в тарелку. Огненные лезвия, послание Корлина — это там, далеко. А хмурые драконы с утра пораньше — вон, рядом стоят.

— Найду. — Мэтр поднялся. — Экипаж сегодня весь твой, но трясти будет изрядно. Если мы не успеем к вечеру, Вельер начнет действовать без нас.

Квентин молча кивнул и направился к карете, разворачивая по дороге свитки.

Холодно! Только проглотив пару ложек горячей каши, я поняла, как замерзла, и немедленно натянула на себя оба пледа. Грубая ткань колола шею, но стало чуть уютнее.

— Воздух мы согрели, но земля холодная. — Мэтр провел пальцами по траве. — Жаль ее выжигать ради минутного тепла.

— Может, костер сделать поярче?

Он вздохнул.

— Отвернись.

Я еле успела шарахнуться от костра, как у самых ног взлетело пламя. Сразу стало теплее.

— Спасибо. — Я подвинулась к огню, налила себе молока. — Мне кажется, вы хотите мне что-то сказать.

Мэтр… Эрик Рист покачал головой.

— Спросить. И я не уверен, хочу ли.

— О Квентине?

— О Мареке.

Я, наверное, побледнела, потому что он мягко покачал головой. Дескать, да, предательница ты, Лин, и наверняка получишь свое, но бояться не надо, не надо…

— Так случилось, что маги и те, кто их коснулся, живут двойной жизнью. — Эрик Рист протянул руку над костром, и тот медленно начал уменьшаться. — Аркади и Марек были в свите Вельера, Эйлин помогла нам бежать. Анри — Верг, а не де Верг. Дален… о нем я не знаю ничего. Ты стала одной из них, так уж получилось. Отчасти — по моей вине. Так вот, Лин, ты рассказала нам все о Мареке. Но если огонь будет лизать пятки — ты расскажешь Мареку о нас?

Я поперхнулась.

— Мэтр, я честно…

— Да — или нет?

Он не повышал голоса, но я вдруг отчетливо увидела крылатую тень над деревьями. Вот-вот накроет лужайку…

— У меня есть очень веская причина, чтобы не раскрывать ваши тайны, — тихо ответила я. — Потому что они теперь и мои тоже.

— Тебе будет тяжело. Тебе уже непросто.

— Я знаю. Вера сумеет, — я посмотрела ему в глаза. — Когда мы вернем книгу, заключим мир, когда вы сможете при всех взять Эйлин за руку (пепел, что я говорю!) — я поеду к Мареку и буду сидеть у его ног, пока он меня не простит. А если ничего не получится, то и думать об этом незачем.

Уши горели. Я невольно опустила голову. Жаль, что тарелкой не закроешься, словно щитом, а под пледы не спрячешься, как в палатку: «Я в домике!» и все тут. Нянюшка в таких случаях, помню, просто переворачивала кулек из одеял и вытряхивала меня на свет.

Ох, получит Вельер за нянюшку… И в глаз, и по клыкам.

Мэтр все еще молчал. Я подняла взгляд, ожидая ответа.

Он вздрагивал на земле, зажимая здоровой рукой другое плечо. По белым губам текла кровь.

Я не помнила, как оказалась рядом. Через несколько секунд он приподнял голову. Еще через минуту с трудом поднялся.

— Каждое утро эта погань… Все. Кажется, все.

Я отступила на шаг.

— Вы… в-вы мне поверили?

— Я хочу тебе верить, Лин. Потому что, — он поморщился от боли, — если маги возьмут верх, с Квентином случится то же самое, и хуже всех будет не ему. Тебе.

…Эйлин, крутящая в пальцах золотую цепочку…

— Никто не возьмет верх, — твердо сказала я. — Вам, извините, я бы тоже судьбы мира не доверила. Помните, что с нянюшкой сталось? А с теми двумя, что потащились за Квентином в Херру?

— Да, действительно, надо с этим что-то делать, — Эрик собрал с травы пустые тарелки. Провел по ним рукой — и засохшая было гречка отвалилась и упала в траву. — Ездим туда-сюда, любим кого попало… Ты молоко будешь?

— Нет. — Я подхватила пледы, кувшин и котелок с остатками каши. — Едем.

Вверху, в предрассветных сумерках, таяла Дорога Домой. Словно летающий коридор пролетел…

Я невольно улыбнулась. Интересно, мы увидим Анри еще раз?

Должны. Только бы не на поле боя.

Экипаж мерно покачивался, изредка подпрыгивая на кочках. Мы с мэтром сидели на козлах; изнутри не доносилось ни звука.

Здесь трава была покрыта инеем, не росой. Я торопливо укрыла ноги пледом. Еще простыть не хватало! Впрочем, если напустить простуду на драконов и магов, будет самое то: ни огня, ни битв, ни сожженных деревень. Может, попробовать? Или напоить их медом, сладким соком, горячим вином, чтобы при каждом шаге в животе булькало?

Нет. Тело сжигает воду вмиг, да и кровь, та же вода, сухому огню не мешает. Ничего ты, Лин, не поделаешь. Будешь виновато сидеть в сторонке, покусывая губы, да надеяться, что Квентин с мэтром разольются соловьями и уговорят Вельера поостыть.

— Мерзнешь?

Мэтр вопросительно поднял бровь.

— Немного. Драконье лето закончилось, да?

Мы ехали сквозь аллею огненно-алых кленов. Было тихо-тихо, только в глубине рощи, за деревьями, слышалось карканье: там копошились в сухих листьях маленькие воронята.

— Интересно, почему клены желтеют, а потом краснеют, и так ярко?

— На миру и смерть красна, — с иронией ответил мэтр.

— Вот так всегда, — вздохнула я, — нужно умереть, чтобы признали твою красоту.

Вороненок уселся на крышу экипажа, пронзительно глядя на нас.

— Драконье лето — обещание, — нарушил молчание мэтр. — Время перемен, когда мир на грани. Да, наступает зима, но, кажется, подтолкни мир в одну сторону — и вернется лето.

— И вы…

— Мы надеемся, Лин. И мир — небо, огонь, клены, птицы — каждый год верит и надеется тоже.

Вороненок неожиданно каркнул и вспорхнул, задев крылом ветку. Мне на колени приземлился золотой, как маленькая корона, лист клена.

— А красиво умирать совсем не хочется, — добавил мэтр. — Обидно будет не увидеть весны. Впрочем, обидно-то как раз не будет…

— А Первый? Душа ведь останется…

Мэтр повернул голову.

— Человек, который бережет свою душу, станет резать мир по живому, чтобы перекроить всех по своему образу и подобию? Ты в это веришь?

— Он выбирал для мира лучший путь. Разве это не то же самое, что делаете вы?

Эрик Рист перевел взгляд на экипаж, потом на меня. Поднял брови:

— И ты довольна путем, который он выбрал?

— Я…

— Неважно, — он вздохнул. — Прости меня. Отдохни; я в состоянии последить за лошадьми час или два.

Это прозвучало как приказ. Я пожала плечами, отвернулась и натянула плед до подбородка. Ну и посплю, подумаешь. Верь в Первого, не верь, ответ все равно один: угораздило — значит, угораздило. Нам здесь жить.

Я засыпала. И, закрывая глаза, вспомнила Галавер и библиотеку, что видела столько историй…

…Пальцы скользят по шершавой странице. Звездный свет льется сквозь узкое окошко, как молоко.

«Понимаешь?» — спрашивают ее губы.

«Легче легкого», — он улыбается в ответ.

Он будет ждать ее в запыленной библиотеке и завтра.

Вот только она не придет.

…С потолка обрушивается вода, чудом не задев хрупкие шкафы. Течет по волосам, льется с одежды, капает с кончика носа.

Рапира сама вылетает из ножен. Маги еще далеко, он успеет уйти. Ему не начертить огнем вензель, но дверь подчинится его руке…

А на пороге такой же мальчишка. Невысокий, сутулый, с кривой улыбкой на потресканных губах. И рапира, метнувшаяся к груди быстрее ветра, и высокий маг в тенях коридора, и тонкие огненные плети, опутавшие руки, шею, грудь…

…Вопросы, один за другим, и все усиливается жжение в левой руке, но огонь сушит волосы, кожу, плащ, пламя возвращается, и бессильная ярость наконец сменяется яростной радостью полета; окна — не преграда тому, кто родился в этом замке…

…Но каждый взмах крыльев приносит боль, медленно, тягуче сжимается петля на крыле, и он не летит — падает в мягкий, душистый вереск…

Я проснулась с криком. Пепел побери, не жизнь, а сплошная драма!

— У тебя уникальное умение просыпаться в нужную минуту, — не глядя на меня, сказал мэтр. Его рука, иссеченная вожжами, зависла в неестественной позе. — Помоги.

— Конечно, — я перехватила вожжи. Руки затекли и слушались плохо.

Вокруг стелился сухой золотистый вереск. Слева тянулись каменные дома, справа уходил к скалистому обрыву заброшенный амфитеатр. Ветер трепал обрывки цветных лент, и казалось, что они машут вслед экипажу, будто прощаясь.

— Где мы?

— Еще немного. — Мэтр с видимым наслаждением откинул со лба слипшиеся волосы. — Что ты видела? Обычный сон?

Он смотрел на меня как-то странно.

— Да. То есть кошмар. То есть… сначала не очень кошмар, а потом как-то уж совсем нехорошо. — Я смешалась. — Простите.

— Ты меня прости. Тебе здесь не очень понравится, Лин. Скорее всего…

Он не договорил. За спиной зашипело, раздался треск, и экипаж толкнуло вперед так, словно седоки вдруг потеряли вес. Я резко натянула вожжи и обернулась.

Экипаж разрезало пополам, словно фанерную коробку. По краям тлела обшивка, мешки с поклажей вывалились на дорогу. Задние колеса вращались в воздухе, как беспомощные черепашьи лапы.

Я приоткрыла рот, собираясь позвать Квентина, но не успела. До передней части экипажа наконец дошло, что двуколка из нее выйдет неважная, и, помедлив еще секунду, она грохнулась в пыль.

Заржали лошади, и перед моими глазами как-то вдруг открылось небо: рваные позолоченные облака и осеннее солнце, бледное, как вареный желток. Пепел, как же есть хочется…

Я приподнялась на локтях. Мэтра рядом не было. Вовремя успел соскочить?

— …Тем не менее я бы воздержался от новых опытов, — послышалось над ухом. — Поедем верхом?

— Уже нет, — это Квентин. — Лин, вставай. Я вижу кое-кого, и тебе лучше встретить его во всеоружии.

Я вскочила. Через поле к нам шел высокий мужчина в светлом костюме. Темные волосы развевались на ветру, скрывая лицо, но я сразу его узнала. Вмиг.

Не доходя нескольких шагов, он медленно поклонился, не отрывая взгляда от моего лица. Я наклонила голову в ответ. Рука сама потянулась к кортику, но я остановила ее, сжав пальцы на штанине.

— Прошу прощения, отчетливо произнес де Вельер. — Мне жаль, что мы не поняли друг друга в Галавере.

Он перевел взгляд на Квентина. Тот произнес что-то на незнакомом языке. Я расслышала лишь «Кор» и «Драконлор».

Де Вельер вновь поклонился, теперь уже с оттенком восхищения.

— Я вас провожу, господа. Ваши вещи доставят в замок, о лошадях позаботятся.

Я разочарованно двинулась за ними. Пепел, да что со мной? Я что, ждала долгих извинений? «Вы за нас? А я думал, вы за них. Ну и ладно».

Выходит, меня записали на сторону драконов, не спросясь?

Мы шли по пыльной дороге вдоль облетающих берез, и каждый, должно быть, думал о своем. Пальцы Квентина непрерывно выписывали в воздухе невидимые фигуры, с лица мэтра не сходила знакомая вертикальная морщинка. Лицо де Вельера было непроницаемо, а себя… себя я бы в зеркало увидеть не хотела.

Дом на холме и впрямь напоминал замок. Под острыми коньками крыши притаились окна в виде распахнутых крыльев, прямо как в доме мэтра, а слева, в стороне от хозяйственных построек, виднелась стройная башня. По серым стенам вился сухой плющ, а темно-зеленые кусты перед домом уже не цвели. Осень…

Внутри пахло корицей, солнечными лучами и… домом. У двери лежал хворост и чьи-то сапоги, на потертых крючьях висел теплый плащ. Деревянные ступени, лампа с абажуром из цветного стекла, солнечные зайчики на письменном столе, ветка вереска в тонкой вазе — все говорило о том, что гостеприимный хозяин всего лишь отошел на минуту и вот-вот вернется.

Я мотнула головой, отгоняя наваждение. Это Вельер-то — гостеприимный хозяин?

Из кухни шел густой мясной пар. Де Вельер шагнул за нами в прихожую, входная дверь скрипнула, закрываясь, и перед нами немедленно появилась худая женщина с седоватыми волосами.

— О, ну наконец-то! Вы как насчет обеда? Готовы немножечко перекусить?

— Более чем, — с улыбкой кивнул мэтр. — Паштет?

— И он тоже. До холмов идти почти час, а до заката еще часа три. Успеете даже чаю попить.

Я не успела глазом моргнуть, как она обняла мэтра — тот осторожно обнял ее в ответ, держа руку на весу — и расцеловала Квентина в обе щеки. Я аккуратно попятилась.

— Лин, моя ученица и гостья, — тут же представил меня мэтр.

— Лин де Рист? — с легким поклоном спросил де Вельер.

— Лин получила имя от мага из рода Кор, — с заминкой произнес Квентин. — Лин де Кор, если уж на то пошло.

Я слушала, и по спине бежал пот. Лин де Кор, этого еще не хватало…

Что я здесь делаю? Как тут очутилась? Хочу ли я быть здесь? Марек… что бы он сказал? Ой, нет, эту тему лучше не начинать.

Оказаться бы с Квентином где-нибудь на втором этаже, и чтобы вокруг ни души. Ни заклинаний Корлина, ни сбора драконов, ни разъяренных магов. Просто тихая, длинная неделя передышки.

— Может быть, вам накрыть наверху?

Я покосилась на умиротворенное лицо Квентина. Пепел, он и впрямь словно вернулся домой…

— Нет, спасибо, — ответила я. — Все в порядке.

Все и правда было в порядке. Вкусный, сытный обед без особых изысков, беседа о погоде, об обстановке, о старых пьесах. Тактичными стараниями хозяйки я не испытывала неловкости, но меня тихо, исподволь грызло сознание чего-то чужого. Нельзя жить одновременно в двух мирах — в трех, если считать мой старый дом. Квентин и мэтр вернулись домой — а я куда?

Вельера мы так и не увидели. Остальные, кажется, приняли это как должное.

Когда чайник с шиповниковым настоем опустел, мы начали собираться. Де Вельер и мэтр, набросив плащи, исчезли за дверью раньше, чем мы успели встать. Я вопросительно посмотрела на Квентина.

— Старым друзьям нужно поговорить, — тихо сказал он. — Хотя я не знаю, уместно ли тут слово «друзья». Готова?

Увидеть других драконов…

Я набрала в грудь воздуха. И кивнула.

Все время, пока мы шли в сумерках по склону холма, Квентин легкими щекотными штрихами рисовал буквы у меня на ладони. Не заклинания, не длинную историю с грустным концом — слова. Плот… листья… карнавал… вино… звезды… смех… вечность…

На вершине холма наши руки разъединились. Далеко внизу горели клены, сонно желтели липы. Небо было темно-синего цвета, и в глазах Квентина отражались первые звезды.

— Я бы здесь и заночевала, — ляпнула я.

Квентин поднял бровь.

— Увы, боюсь, что я не устою. А надо бы.

— «И снова жизнь отдам ему свою», — пробормотала я. — Ну и… ладно. Не очень-то и хотелось.

— После войны, Лин. В день, когда мы поймем, что ее не будет. Мы вернемся, обещаю.

Впереди раскинулась широкая поляна, окруженная седыми холмами. Рядом светлела роща, где невпопад переплетались ветвями березы и осины. Горели костры.

— И впрямь как в сказке, — произнес Квентин. — Дом, семья, долгожданные встречи и счастливый конец, Я знал, верил… боялся.

— Ничего еще не кончилось, — безнадежно сказала я. — Там, внизу — ты уверен, что в ответ на твои предложения тебе не нальют чаю, не погладят по голове и не укажут место в строю?

Он покачал головой.

— Посмотри на небо.

Звезды сияли, как миллион радостных глаз. Как наши глаза, отраженные снова и снова.

— Я ни разу не летал среди звезд. Мне хотелось, мечталось, я думал, умру без неба… но я выдержал, — Квентин перевел взгляд на меня. — Я не знаю, чья воля окажется крепче, но если Вельер хочет драки, он ее получит.

Он расправил плечи, как фехтовальщик перед поединком. И больше не сутулился, спускаясь по тропинке между зарослями шиповника и мелким ручьем.

Я шла за ним, и сердце колотилось все быстрее. Пепел, я же не дракон! Я же не…

Мы подходили к кострам. Оттуда слышался тихий гул голосов, плеск вина в кувшинах, треск сучьев. Вечерняя роса уже легла, но холода не было — должно быть, зимой здесь совсем не бывает снега…

Квентин, как и я, не видел знакомых лиц, но с ним многие раскланивались. Знали, кто он? Замечали серебряный медальон со старинной чеканкой у него на груди? Или причиной всего лишь семейное сходство?

Как же я не увидела в нем дракона — за столько недель?

Многие сидели в стороне, на длинных скамьях. Я увидела там и де Вельера, и мэтра; впрочем, последний стоял чуть поодаль, с бокалом вина в руке.

А потом у меня подкосились ноги.

Впереди стоял дракон.

Не большой и не огромный, он мог бы поместиться в обычной комнате. Он терялся в ночи и одновременно выступал из нее: я видела каждый изгиб некрупного тела, но по-настоящему выделялись лишь до странности светлые глаза. Темная чешуя выглядела сухой и скользкой, а во взгляде читалась… скука?

Сверху раздалось хлопанье крыльев. Не ворона, ой, не ворона… Я сжала зубы. Не дождетесь. Сами грохайтесь в обморок, если хочется. А я ничего не вижу, ничего не слышу и ни за что не признаюсь, как хочется отсюда убежать.

Светлые глаза равнодушно взглянули на меня, узкие ноздри качнулись, и перед драконом заколыхалась стена пламени. Кто-то вскрикнул, кто-то вздрогнул; Квентин не пошевелился.

А потом из-за огненной завесы вышел бледный человек среднего роста с редеющими светлыми волосами. Темный плащ его напоминал мантию, вот только платье с такой вышивкой маг ни за что не наденет.

Колени все-таки не выдержали. Я споткнулась и чуть не полетела на землю.

В следующий миг твердая рука обняла меня за плечи, как якорь. По поляне пролетел легкий ветерок, и я на секунду ощутила лето, сияющую зелень и запах земляники.

— Эта девушка — ключ к Драконлор, — очень тихо и очень четко сказал Квентин. — Она рисковала жизнью, чтобы помочь мне. Отнеситесь к ней с уважением.

— Так и будет, — произнес светловолосый. — Ты похож на мать, Квентин.

— Я этого уже не узнаю, — почти шепотом ответил мой спутник. — Как мне вас звать? Ведь вы отказались от имени… Вельер?

— Разумеется, — кивнул Вельер. — Но у нас есть дела поважнее.

По его знаку почти все отступили от костров к скамьям, освобождая место. Мэтр поставил бокал на траву и направился к нам. Еще несколько человек (да полно, людей ли?) встали рядом, образуя полукруг.

Интересно, это все драконы, что остались в живых? Или, как с верхушкой ордена, только те, чье слово имеет ценность?

Квентин на секунду ткнулся мне в плечо. Шепнул: «После собрания. Не исчезай» — и шагнул в круг, разом став выше.

Я тихонько подкралась к де Вельеру. Завидев меня, он вздрогнул.

— Ч-что сейчас будет? — стараясь говорить спокойно, спросила я.

Де Вельер без слов указал налево.

Там стояла клетка.

Ее потолок и боковые стенки были обиты деревом. За тонкой, почти невидимой решеткой сидел худой человек в изодранной одежде. Светлые волосы слиплись от пота и грязи и казались темно-русыми.

Человек лениво, почти вальяжно повернул голову и знакомо улыбнулся. На зубах была кровь.

— Сколько новых лиц! Сударыня, вижу, мое молчание вам пригодилось?

Ой-ой-ой…

— Саймон, вы что здесь делаете? — прошипела я.

— Продолжаю развлекаться, как видите, — он поднес к решетке разбитые пальцы. — Сожалею насчет ваших друзей, но они, пожалуй, закрыли счет. Я бы даже от процентов отказался, но кто ж меня спрашивает?

— Давно вы здесь?

— Дней шесть, я бы сказал. Думаете, меня сегодня убьют?

Драконы придвинулись ближе к костру, и голосов не стало слышно. А может быть, кто-то поставил завесу.

— Не знаю, — я покачала головой. — Саймон, скажите… это правда? То, что вы сказали Далену о родстве драконов и магов?

— Ха, — он криво усмехнулся. — О чем, думаете, меня здесь спрашивают?

Драконы говорили беззвучно, и даже по лицам нельзя было понять, спорят ли они о войне или вспоминают общих знакомых. Я напрягла слух.

— Вы мало что здесь услышите, — скучным голосом произнес де Вельер. — Вас привели сюда, Лин, потому что тут безопаснее всего.

— Ну, я-то бесшумно вопить не собираюсь, — возразил Саймон. — Кстати, ты бы хоть морсу принес, спасенный. На тот мешочек, что ты у меня отобрал, можно было купить пару бочек, а тебе жаль кувшина.

— Спасенный? — Я переводила взгляд с одного на другого.

— Ну, я ведь тогда в Галавере в плечо целился, — кивнул на де Вельера Саймон. — На пару пальцев ниже, и он бы тут не сидел. Да и я… — Он заметно пригорюнился.

— Вообще-то вы предлагали его убить, — осторожно вставила я.

— Думаю, он в долгу не остался, — пожал плечами Саймон. — Жизнь такая.

— Вот и делай людям добро, — в тон ему продолжил де Вельер.

— Именно! Слушай, если ты меня так понимаешь, может, поменяемся? Ты хоть зубы сегодня чистил.

— А тебе стыдно перед высшим обществом?

— Да какое оно высшее, — отмахнулся Саймон. — Один в воде готов валяться за пустые принципы, другой руку потерял из-за девчонки, третий голову… Дети малые, одно слово. Может, замутим дело тысяч на шестьдесят? Я тут продумал одно дельце с недвижимостью…

Я встала. Слушать их не было сил. Ни Саймона, которого нужно было вытаскивать, но одна мысль об этом вызывала спазмы, ни де Вельера… пепел, как болит желудок! Больше всего мне хотелось поймать взгляд Квентина, но он на меня не смотрел.

Пойду я… в лес.

Де Вельер окликнул меня, но я не стала оборачиваться. О да, меня нужно держать на виду. Чтобы не предала кого-нибудь еще.

Не дождетесь.

В роще не светили звезды. Ветви переплетались, как переходы замка, землю покрывал плетеный коврик из облетевших листьев. Влажно, тихо, темно.

На лицо упал капюшон. Я не стала его поправлять.

Ни вороненка, ни белки… спят. Спят.

Я тоже хочу спать. Хочу домой. К маме… нет, не получится. У живых записок не бывает дома и семьи. Разве что в чужую пустят пожить. Ненадолго.

Я прислонилась к дереву, привычно сплетая пальцы. Нет меня здесь.

Квентина жалко. Это его мир, его дом, то, чего он ждал много лет. А я расклеилась так, что даже не могу за него порадоваться. Все ведь будет хорошо, правда? Я спасла его. Мы вместе. Мы…

Я глубоко вздохнула. Сейчас я приду в себя. Еще минута…

В ветвях шевельнулась тень.

Инстинкт сработал раньше головы, но я не упала на землю — шарахнулась влево, пытаясь уйти от удара. И нож, который должен был вонзиться мне в горло, просвистел справа и пришпилил к осине рубашку на плече.

По руке потекла кровь. Стало горячо и мокро: кажется, лезвие задело кожу.

Я дернулась, но нож держал крепко. Тогда я потянулась к нему другой рукой и изо всех сил потащила на себя. Нож покачнулся, но остался в стволе.

Пепел, тут нужно двумя руками…

Второй нож просвистел мимо бедра. Я похолодела.

Рукоять не повиновалась, рубашка не желала рваться… Сейчас я билась уже по-настоящему, но испуг сковал тело — любому прохожему, наверное, показалось бы, что я лишь чуть-чуть пританцовываю у дерева, как пьяная.

Сейчас меня убьют. И Квентин ничего не узнает…

Это кошмар. Я сейчас проснусь.

Еще капля крови скатилась по плечу. Стрелок медлил. Капюшон наполз на глаза; жадно, как утопающий, которому не хватает воздуха, я мотнула головой.

Листва наверху колыхалась; свет звезд обрамлял неясный силуэт. Стрелок потянулся, доставая из рукава третий нож… зачерненное лезвие, вот скотина… наклонился вперед, и я увидела его лицо.

А он — мое.

Марек…

Он был белее мела. Капюшон, проклятый капюшон — Марек меня не узнал. Да?

Правда?

Или здесь, сейчас все и кончится?

Последняя мысль придала сил. Рубашка напряглась, лопнула, как парус во время урагана, и я рухнула на землю. Из ссадины на плече потекла кровь.

Марек бесшумно приземлился в трех шагах от меня. Я вжалась в дерево.

Кортик доставать… рука не поднимается. Кричать? Захочет убить и убежать — убьет и убежит.

Небо, Первый, мама…

Квентин…

— Прости меня, пожалуйста, — хрипло прошептала я. — Прости меня.

Марек осторожно снял плащ. Поверх рубашки на нем были только вязаные рукава — оба заканчивались ничем, лишь на груди их соединяла пара ниток.

— Я чуть с ума не сошел, — тихо сказал он, усаживаясь рядом. — Ты цела?

— Ссадина на плече… Заживет.

— Отомстил-таки, — с его губ сорвался сухой смешок. — За ту, первую ссадину… Повернись, я хочу видеть.

Я открыла было рот, но он уже ощупывал мое плечо. Пальцы были сухими и цепкими и совершенно не дрожали. Дрожал огонек в глубине его глаз. И еле заметно подрагивали губы.

— Я так хотел тебя найти, поговорить, — еле слышно пробормотал он. — То, что я буду сидеть над твоим трупом, как-то не приходило мне в голову.

— Зачем ты здесь?

Он иронически поднял бровь. Ну же, Лин, неужели не догадаешься?

— Вельер, — со вздохом сказала я. — Ты хочешь убить его.

В его руках появилась короткая трубка. Такая знакомая, такая безобидная…

Марек поймал мой взгляд. Грустно усмехнулся.

— Ты поняла. Собственно, человек с метательными ножами, затаившийся на дереве, может быть и точильщиком, любящим уединение, но…

…Бледный человек с редеющими волосами покачнется и упадет со стрелкой в виске. Паника, горечь, ненависть… понятно на кого направленная. И что, остановится война? Вмиг? А если последним словом Вельера будет «Жгите!»?

Я вцепилась Мареку в рукав. Плечо пронзила боль, но я держала его, как, наверное, не обнимала даже Квентина.

— Марек, не надо. — Меня трясло. Меня затрясло сейчас, когда все было позади, ножи бессильно торчали в осине, а в глазах Марека, оказавшихся вдруг близко-близко, были только тревога и сочувствие. — Я не хочу войны. Совсем не хочу. Пусть Квентин не уговорит Вельера сразу, но ведь у нас будет книга…

— Книга? — спокойно переспросил Марек.

Я прикусила язык.

— Значит, Драконлор…

Марек оперся на ствол. Локтем выше темнела тонкая струйка.

— Я когда-то верил Первому, — произнес он, глядя в пустоту. — Если бы драконов не было вовсе, как бы хорошо нам жилось, а? Пусть никто не помогал бы с урожаем, пусть дома строились бы по году, а не по неделе, но мы стояли бы на своих ногах. Зачем зависеть от волшебников, когда у тебя есть голова и руки?

Марек помолчал. Я смотрела на него и боялась дышать.

— Но я не могу без них. Без Далена и Эйлин, с которыми мы уже много лет одно целое. Без Анри, бесшабашного архивиста, — он усмехнулся чему-то. — И когда я смотрю в их лица, я вижу, что для них огонь. Отними чудо, и они задохнутся. Им это необходимо: в каждом заклинании они видят что-то… глубинную суть, быть может? Не знаю.

Он снова замолк. Я давно не видела его таким серьезным. Никогда, кажется.

— Эйлин как-то говорила: огненный бич сковывает волю. Ступени вверх — разговор с небом, наполнение души надеждой. А зеркальные плоскости — обращение к себе, в прошлое, к памяти и знаниям предков. «Ты разве не чувствуешь?» — спросила она. Я тогда долго не мог заснуть. Я хотел бы вернуть им все чудо, а не только жалкие крупинки. Но я не пущу к чуду Вельера и таких, как он. Извини.

Он поднялся.

— Тебе лучше уйти. Будь на поляне, на виду. Я закончу здесь.

Я открыла рот… и закрыла его. Мне нет дела до Вельера. Я видела его раз в жизни. Он знал, что делал, когда укладывал нянюшку в постель против ее воли. Да, будет всплеск ненависти, ярости, горя, но если Марек решил, разве мне его остановить? Вельер уже мертв, так или иначе.

Но что-то было не так. Нож, просвистевший мимо бедра? Дрожь губ? Взгляд — давным-давно, в Галавере, когда двое мужчин стояли друг против друга, рапиры готовы были скреститься, но на лицах — усталых, обветренных, безрадостных — было лишь сожаление? Мальчишка с потресканными губами?

— Ты промахнулся, — одними губами сказала я. — Ты никогда не промахиваешься. Я видела твою первую дуэль во сне. Марек, ты был совсем мальчишкой. Младше меня. Ты не хотел убивать!

— Старше, — несмотря ни на что, его голос звучал успокаивающе. — Старше года на два, если я правильно помню твой возраст. Мы не были детьми. Я понимаю, ты хочешь меня оправдать, но я знал, что делаю. Как знаю сейчас.

Я покачала головой, не отрывая взгляда от него.

— Я не верю. Те шутки… ты никого не убил на самом-то деле. А Вельер — тогда, до твоей сестры, он был тебе вместо отца, верно? Ты справишься, Марек. Ты убьешь его, если захочешь. Но… не надо. Пожалуйста. Ради тебя.

— Я не могу, Лин, — медленно и раздельно ответил Марек. — Сегодня сбор. Завтра драконы полетят на Галавер. У меня нет права отказаться.

— А как же ваше безотказное оружие, соли серебра? Разве завтра над Галавером не пойдет дождь?

— Пойдет, — кивнул он. — Все верно. И… ты права. Я не хочу становиться де Вельером-наоборот, только это не имеет значения. Я отдаю долг. Ты никогда не задумывалась, почему твоя нянюшка не любила магов?

…Мальчишка приваливается к стене, тяжело дыша. Ей уже за тридцать, далеко за тридцать — почему дракон выбрал ее? Почему Вельер, обожаемый повелитель, обедавший у них чуть ли не каждый день, в одночасье стал чудовищем, при одной мысли о котором ноют зубы?

Волшебник сердито оглядывается от окна. Дален, его зовут Дален — почему такое простое имя выскальзывает из пальцев? Внизу шум, переполох: нашли стражника. А может быть, стражник уже очнулся и зовет товарищей, спешит с ними наверх?

Мальчишка не успевает додумать эту мысль. Из-за неприметного поворота выскакивают двое. Де Вельер и еще один, совсем молодой стражник, из свиты.

Свои.

Сестра, не успев даже вскрикнуть, оказывается зажатой между ними. Все. Она не сделает и шага. Дален весь истратился на пожар, а сам он, перепуганный, взъерошенный мальчишка — да разве он может убивать друзей?

И длинная, нелепо длинная рапира выскальзывает из руки.

Мальчишка лепечет что-то умоляющее и падает на колени. Бесполезно. Стражник повелительно кивает молодой женщине, и та с мертвым, застывшим лицом делает маленький шаг назад. Еще один. Еще.

И тогда Дален поднимает руки.

Вихрь выбивает окно в противоположном конце коридора. Из ладоней волшебника вылетает бледно-алый сгусток. Де Вельер ловко падает навзничь, но огонь нацелен не в него и не в девушку: стражник не успевает пригнуться, и пламя вцепляется в него, пожирает кожу, волосы, глаза…

Мальчишка припадает к стене, почти теряя сознание. Живой факел летит по коридору и с диким, мучительным криком — человек не должен такого слышать! — валится вниз.

Де Вельер отступает. Беззвучно, быстро, ни на кого не глядя. У мальчишки не поворачивается язык назвать его трусом.

Мальчишка переводит взгляд на сестру. Она смотрит на Далена. Не с благодарностью — с ужасом.

Ради них Дален убил человека. Беспощадно, люто, и — может быть — в первый раз.

Этот долг придется возвращать.

…Я очнулась. Марек сидел рядом, привалившись к стволу. Устало, будто ему уже за сорок, а то и за пятьдесят…

— Вот так, — закончил он. — А ты спрашиваешь, почему.

— Ты возвращаешь долг, — бессмысленно повторила я.

— Ну не сбегать же, как некоторые, — мягко сказал Марек. — Хотя я бы, пожалуй, попробовал…

— К драконам? — чуть улыбнулась я.

Он покачал головой.

— Я всегда мечтал уехать на север. Может быть, даже к полюсу. Снежные поля, слепящие, гладкие — до самого горизонта, и белое-белое небо. Где они сливаются, не видит никто. Я хочу туда, Лин. Едешь рано-рано утром на восток, навстречу солнцу, а воздух там — невесомая взвесь крошечных прозрачных кристалликов, и каждый звенит, поет, встречает рассвет. Несется снег из-под колес, солнце встает, и мир просыпается вместе с тобой. Летишь — и встречаешь радугу.

— Но Вельер…

— Я его убью, — буднично сказал он. — Вот посижу еще чуть-чуть…

— Марек, ты мой учитель, — прошептала я. — Я не хочу такого урока.

Марек странно поглядел на меня, и мне вдруг захотелось попросить его встать и идти — убивать Вельера, Саймона, кого угодно, — но чтобы он больше никогда так на меня не смотрел.

— Я ведь могу и другой урок преподать, — медленно проговорил он. — Такой, что понравится тебе еще меньше. Уверена?

Я зажмурилась. И кивнула.

Когда я открыла глаза, Марека не было рядом. На стволе остались зарубки, но ножи исчезли. В роще царила тишина.

Драконов хвост…

Я поднялась и, кое-как оправив плащ, побрела на поляну.

Сначала мне показалось невозможное: Саймон сидит у костра, а вокруг него, склонив головы и ожидая распоряжений, стоят драконы. Я моргнула, и все встало на свои места: Саймон, прикованный тонкой цепью к клетке, валялся на земле, а над ним нависали закутанные фигуры. Кто-то отрывисто задал вопрос; я слышала, как Саймон сухо, трескуче рассмеялся.

Общее собрание, значит. И я могла бы устроиться там, подкинуть дровишек в огонь — или двинуть Саймону по скуле пару раз. Меня бы даже не прогнали: вон де Вельер что-то говорит, вон мэтр качает головой…

Подойти, обрадовать их насчет Марека?

Нет. Если они прочешут рощу, ему не уйти. Скажу Квентину после собрания; пусть передаст остальным.

А кроме этого… есть ли мне что добавить? Убедить их не идти на Галавер? Или предоставить все Квентину?

Я почувствовала, как ноют ноги. Как болит спина. Как колотится сердце. Нет, на драконов меня не хватит. После рассказа Марека — нет. Скорее напрыгну на Вельера и расцарапаю ему все, что царапается. Чем тогда закончатся переговоры? Вот тем самым и накроются.

Одна из фигур обернулась. На напряженном лице появилась слабая улыбка.

Я неуверенно помахала. Фигура — Квентин — выпростала руку из-под плаща, изогнула кисть, и в полуметре от моего лица появились крошечные огненные буквы. Справа налево… пепел, читать же неудобно!

«Возвращайся домой. Выспись. Я все расскажу».

Надпись погасла.

Я помедлила и кивнула.

До дома я добралась быстро: пальцы озябли, холодный ветер подгонял в спину. О-о, да сколько можно! В тепло, под одеяло, в мягкую постель!

— А я как раз грелку наверх несу, — встретила меня хозяйка. Ей, казалось, совсем не было холодно. — Может быть, еще пару пледов захватить?

— П-пожалуйста, — выдавила я, дуя на пальцы. — Скажите… а вы Вельеру кто?

— Сказочница, — она, казалось, совсем не удивилась моему вопросу. — Пока библиотека не сгинула, я все читала, читала… Теперь, бывает, рассказываю — вечерами.

— Но как вы сюда попали?

— В «общество», вы имеете в виду? — она улыбнулась. — Грустно попала, по правде говоря. Как-то зимой шла через поле, усталая, и не заметила расщелину под снегом. Вокруг никого, на одной ножке не очень-то и попрыгаешь… Сначала было смешно, а потом страшно стало.

— Вы звали на помощь?

— Кричать я умею плохо, — она развела руками. — Связки быстро сорвала. Ползла, хрипела… руки красные, сверху вороны, на ветках снегири просыпаются и поют так весело… А потом один грач обернулся птицей побольше и унес меня в когтях. Я уже ничего не помнила. Только потом, в замке, узнала, кто это был.

— Вы им верите? — тихо спросила я. — Драконам?

— Лин, это же семья, любимые люди. Как им не верить? — Женщина провела рукой по стене, улыбаясь. — Я за драконами как за каменной стеной.

— А маги? — Я чуть не сказала «Марек» вместо «маги» и прикусила язык. — Их вы здесь видеть не хотите?

— Волшебники, они как дети, — женщина кивнула на танцующий огонек лампы. — Болтаются между небом и землей, взлетают, как на качелях, хохочут… А я — дерево. Вросла корнями в землю, тянусь к небу, слушаю птиц, и не уйти мне из родной рощи. Тут и тень, и прохлада, и дети бегают под деревьями…

— …И засыпают, прислонившись к стволу, — виновато пробормотала я. — Простите.

— Это я вас заболтала… Проходите наверх.

Комната была как осенний лес. Из золотистого пола тянулись стволы, отгораживающие кровать; огромное окно казалось зеркалом, увеличивающим зал вдвое. По стенам гуляли фантастические узоры кленовых листьев, древесных прожилок, ветвей, тянущихся друг к другу. Стулья дичились в стороне, переплетясь спинками.

Хозяйка, пожелав мне спокойной ночи, тактично ретировалась, оставив на краешке кровати плед и грелку. Я едва помнила, как умывалась, как закутывалась в длинную, до колен, шерстяную рубашку, как расправляла на ступнях слишком большие носки… я уже засыпала. Одеяло упало сверху, как небо, и больше я не видела ничего.

Во сне я летела над морем. Брызги обжигали крылья, холодное солнце гладило темную чешую. А внизу, в волнах, билась фигурка. И я спикировала вниз, подхватила женщину в когти и понесла наверх, к замку, мерно взмахивая крыльями и не обращая внимания на собственное тело, стонущее от зеленой морской воды…

Я открыла глаза в полутьме. Небо в запотевшем окне посветлело, но солнце еще не взошло. Туман, длинные силуэты ветвей… словно драконы у костра.

Квентина я заметила не сразу. Он лежал на кресле, укрывшись пледом до колен, и почти не дышал. Отросшие за время заключения волосы теперь были коротко острижены, а на побледневшем лице подсыхала царапина.

Спокойное, почти счастливое выражение лица. Дракон, который все решил…

Что в нем от человека, а что от дракона? Неужели я никогда не узнаю? Даже через пять лет? Пройдет еще двадцать — и он так и не снимет капюшон?

— Квентин… — тихо позвала я.

На миг мне показалось, что он без сознания, но спустя секунду Квентин закашлялся и открыл глаза.

— Доброе почти утро, — шепнула я. — Еще темно. Можешь спать дальше.

— Не могу. Я выторговал у Вельера только один день, — негромко ответил Квентин. — Правда, сейчас он спит… Побудешь со мной немного?

— Спрашиваешь, — я улыбнулась. — Перебирайся на кровать.

— Я спал меньше часа, — он покачал головой. — Усну до полудня, а Вельеру только того и надо.

Закутав плечи в одеяло, я перебралась на ручку кресла. Квентин без звука обхватил меня за талию, и я прижалась лбом к его щеке.

— Так что ты выторговал у Вельера?

— Время. Я проиграл ему, Лин.

— Проиграл?

Квентин кивнул и снова закашлялся. Долго, тяжело, как будто что-то не просто мешало ему дышать, но душило его изнутри.

— Нет, все хорошо, это пройдет… просто нельзя ходить под дождем, только и всего. Невелика потеря. — Он попытался улыбнуться в ответ на мой испуганный взгляд.

— Это из-за тюрьмы в Галавере? — спросила я. Он кивнул. — Маги все-таки идиоты… Так что было вчера?

— Вельер очень аккуратно и точно разгромил все доводы Саймона. Никакого родства не существует; документы — фальшивка, совпадение, единичные случаи. Мы убиваем захватчиков и ренегатов, и пусть совесть наша будет спокойна.

— Мило. А твои слова?

— Как об стенку горох. Более того, — он засмеялся, — Вельер нашел оригинальное решение. Нас усылают искать Драконлор. Так мы и рук не запачкаем, и поспособствуем делу мира. Чем скорее мы найдем книгу, тем быстрее война остановится: драконы овладеют мастерством, которое магам будет недоступно. Удобно, правда?

— Я только одного не понимаю, — задумчиво сказала я. — Если он разбил тебя по всем статьям, с какой радости ему уступать еще один день? Почему они не летят на Галавер на рассвете?

— Зеркальные плоскости. Вельер хочет, чтобы я сделал то, чего так боялся Анри: научил драконов великому огню. Сегодня мы полетим к морю, к высокой воде, и Вельер будет меня уговаривать. А я — его.

— А я?

Вместо ответа Квентин поднялся и подошел к ширме, что стояла за кроватью. Мелькнуло что-то красное, и у меня на руках оказалось узкое шелковое платье.

— Когда-то гостья замка, очень похожая на тебя, чуть не лишила нашего хозяина лучших его книг. Мне кажется, это судьба, — Квентин чуть улыбнулся. — Ты же любишь носить чужие наряды.

— Я… да. Наверное…

— Примерь. И… я достал для тебя еще кое-что. Чуть позже расскажу.

Он сбросил рубашку, подхватил красный шелковый халат-мантию и прошел за ширму, переодеваясь на ходу.

Я задумчиво перевернула платье. На спине красовался аккуратный вырез, по груди к животу спускался расшитый золотом дракон.

«Драконья невеста».

Я нахмурилась. Вот нелепая мысль! Впрочем, если сопоставить факты…

Нет. Даже не подумаю.

Шерстяная рубашка полетела на кресло; за ней отправились носки. Алый шелк прошуршал по носу, подбородку и замер, обволакивая бедра. Я провела рукой по плечам, груди, талии: точь-в-точь. Неужели и правда была еще одна я?

Хотела бы я знать, для кого шили это платье…

Я подошла к окну. Из запотевшего стекла на меня смотрела совсем другая Лин: волосы взлетели над головой ровными волнами, глаза и щеки блестели, как зимой.

Закрыв глаза, я прижалась к стеклу губами. Внизу, у самой рамы, начали таять узоры. Неужели рядом со мной так жарко?

На плечо тихо легла рука.

— Тебе даже огонь не нужен, — проговорил Квентин.

Мы смотрели друг на друга через окно. Наверное, эти слова сотни раз говорили под иным небом, под другими звездами…

— Я боюсь за тебя, — прошептала я.

— А я вижу, что все будет хорошо. Веришь?

— Я…

Я вдохнула его запах и уже не хотела выдыхать. Мне казалось, я вот-вот выпрыгну из шелкового платья, из своего тела и стану всем — осенней комнатой, каплей воды на стекле, прикосновением теплой ладони.

Ладонь Квентина соскользнула с плеча, коснулась голой спины, и я почувствовала, как кожа на спине откликается жаром. Каждое прикосновение было как точно взятая нота, как узор, как созвездие.

Облетевшие ветви казались сгустками дыма за заледеневшим стеклом. Близилось утро; спешило, мчалось — и застыло там, за горизонтом. А может, оно никогда и не наступит?

Хорошо бы.

Я прикрыла глаза, выгибаясь, и мир свелся к неслышному дыханию, подушечкам пальцев на горячей спине, холодку между лопатками и сквозняку на горящем лице. Я едва держалась на ногах; мне казалось, что каждое движение остается у меня на коже, как шрам, как память, — и ни одно не должно исчезнуть. Пальцы Квентина скользили по этому рисунку; я дышала все тяжелее; по телу бежала странная сладкая волна, и сквозь легкую испарину пришло чувство, будто эти руки касались меня не в первый раз…

На секунду его губы прижались к моему затылку, и в ухо плеснул знакомый шепот:

— Не бойся.

Наваждение спало. Я обернулась и раскрыла глаза: по комнате гарцевали огненные драконы. Вокруг гулял ветер. Вот пронесся призрачный кленовый лист, такой же, что упал утром мне на колени, вот сверкнуло алым расправленное крыло, вот у ног Квентина распахнулась книга, и четыре каменных дракона склонили перед ней головы, словно шахматные кони…

Драконлор.

Он читал послание. Только и всего.

Огненный мираж дрогнул, замерцал и начал растворяться. Квентин с неожиданной силой прижал меня к себе, обнял, и я только теперь поняла, как у него дрожали руки.

Я закрыла глаза. Все. Связь разорвалась.

Послание проявлено.

Лин сделала свое дело, Лин может уйти, никому не нужная. А ласка, тепло… это как снотворные травы перед операцией. Чтобы больной не кричал и не дергался.

Нет. Ему не все равно. Ему никогда не было все равно.

— Что за глупости ты думаешь?

Я приоткрыла один глаз. Квентин внимательно наблюдал за мной.

— Я не претендую на место хранителя традиций, — негромко сказал он. — Я не идеален. Я просто не хотел делать тебе больно.

— Мне все равно страшно… — полушепотом призналась я. — Даже теперь.

— Я знаю. Но все уже кончилось.

Я криво улыбнулась.

— Я больше не живая записка? Не инструмент Корлина?

— Ты Лин, — ответил Квентин. — Живая и настоящая. И именно поэтому…

Он подхватил меня на руки. На руках отнес на кровать и бережно, очень нежно поцеловал в губы. В первый раз.

— …Ты веришь, что ты нужна потому, что ты — это ты?

— Нужна кому? Себе, Корлину или миру?

— С Корлином мы еще разберемся. Прежде всего себе. И миру тоже — это одно, наверное. Ты в картине мира, и мир в тебе…

По плечам, по затылку путешествовали теплые кончики пальцев. Было тепло, уютно, и так не хотелось, чтобы наступало утро…

— Ты не уйдешь? — сонно спросила я.

— Никуда и никогда.

— Это правильно, — вздохнула я. — Квентин… А рисунок еще видно?

— Он исчезнет через пару часов, — помолчав, ответил Квентин. — Лучше пока никуда не выходи. Принести тебе второе зеркало?

— Нет, я же видела мираж… А где это? Такие статуи строят на вершинах замков, но все замки не объездишь… не облетишь.

— Хороший вопрос. Мы узнаем, Лин. Только бы задержать войну…

Квентин провел тонкую линию между моих лопаток, и я разом напряглась.

— Думаешь, если бы я предупредил, было бы по-другому? — негромко спросил он. — Линка, я же разрезал карету, чуть себя не угробил. Если бы я сказал, что собираюсь тебя читать, ты бы с ума от страха сошла. Разве нет?

— Может быть. Я ведь на секунду поверила, что — все. Что моя роль выполнена, и мы разойдемся в разные стороны. Ты вернешься в свой замок… ну, после войны…

— Вот уж не думаю, — Квентин тихо улыбнулся. — Первые драконы не сидели во дворцах, Лин. Они плели чудеса у моря, на скалах, на ветру. Учились, творили, бродили с места на место…

— Ты хочешь жить так?

— Я хочу увидеть будущее. Мы остановим войну, и мир изменится. Как? Насколько? Какое место займут драконы? Маги? Что будет дальше? Как жить, чтобы те, кто сейчас в Херре, встретили нас светло, без ненависти и страха?

— А как же те, кто хочет жить по-старому? — Я обернулась к нему. — Такие, как Вельер?

— Вельер… — Квентин приподнялся на локте, задумчиво разглядывая вышивку у меня на платье. — Вельер — это труднее.

Я вспомнила бледнолицего человека, нависшего над деревянной клеткой. И Саймона, скалящего окровавленные зубы.

— А Саймон? Что вы с ним вчера сделали?

— Его отдали мне.

— Как вещь?! — ахнула я. — И ты?..

— Не знаю. Его пока заперли в один из подвалов; будут кормить. Потом — не знаю. Я бы забыл про него на год-другой, — Квентин мечтательно потянулся, — но, думаю, Эрик будет против. Страдание делает нас мягче… мне кажется.

— И Саймона не накажут за то, что он предал тебя? Мэтра?

— Из-за меня здоровый парень провалялся со сломанными ногами несколько недель, — устало произнес Квентин. — Я немногим лучше таких, как Саймон.

Его руки скользнули мне под платье, массируя плечи со всех сторон. И замерли.

— Линка, у тебя тут не царапина, а рваная рана, — помертвевшим голосом сказал Квентин. — Откуда?

Я глубоко вздохнула. Пепел, почему я не рассказала ему раньше?

— Марек пытался меня убить.

— Марек?!

Квентин схватился за поясок халата, и мне на секунду показалось, что он сейчас вылетит в окно.

— Обознался, — быстро добавила я. — Ночь темна, я в капюшоне, он на дереве… Хоть пьесу ставь, честное слово. Но он здесь. Я дура, что сразу не рассказала. Прости.

Квентин молчал.

За окном рассвело. Во дворе по перилам крыльца шла черно-рыжая кошка. Заметив мой взгляд, она зевнула и спрыгнула на землю.

Квентин медленно встал и подошел к окну. На миг его лицо слилось со стеклом.

— Если Марек уже здесь, маги готовы напасть, — наконец сказал он. — А мы тянем… из-за меня. И ты весь день будешь в опасности — из-за меня.

— Ну да, — хмыкнула я. — Всего-то десяток драконов неподалеку и ошивается. Улетай. Я все равно буду с тобой. Если что, посадим Марека с Саймоном в один подвал: пусть там выясняют отношения.

— Тебе и огонь в ладони… — пробормотал Квентин. — Я не знаю, Линка: мне не нравится этот выбор. Когда не хочется улетать и нельзя оставаться, и не у кого спросить совета… Впрочем…

Он подошел к креслу. На подлокотнике лежала тонкая, потрепанная книжка. Когда он взял ее в руки, я увидела, что во всем томике осталось от силы полдюжины страниц: остальные сгорели.

— Дневник Корлина, — словно не веря собственным словам, промолвил Квентин. — Я не знаю, как к Вельеру попало это сокровище. Он не расставался с этой книжкой — но отдал ее мне без колебаний, как только узнал, кем мне приходился старый волшебник. Я бы и сам полистал, но я взял ее для тебя.

Он протянул мне дневник:

— Прочитай мне что-нибудь.

Я неуверенно взяла книжку. Раскрыла, зажмурилась, двумя пальцами перевернула страницу — и открыла глаза.

— «…Уготованный нам путь — или свободная воля? Мне кажется, мы не узнаем этого никогда. Но любой наш день мы проживаем, зная, что каждое решение нами выстрадано, а небо может только смотреть, но никогда не протянет руку. «Если ты меня не покинешь, я смогу все», — говорю я. Вдохновению, огню, ночи; тебе, раскрытой странице. Потому что это мой выбор».

Следующие строчки скрыла гарь.

— «Тебе — раскрытой странице» или «тебе и раскрытой странице»? — задумчиво произнесла я.

Квентин поднял брови.

— Тебя это интересует?

— Нет, — я покачала головой, прижимая заветную книгу к груди. — Не только. Но теперь ты готов лететь.

Квентин открыл рот… и беспомощно развел руками. И вышел из комнаты.

Я подошла к окну. Поверх того места, где я прикасалась губами к холодному стеклу, светлел отпечаток живых горячих губ. Не думая, я коснулась его кончиком носа.

Как быстро все произошло. Час назад я спала, не подозревая, как начнется сегодняшнее утро, а теперь на моей спине горит послание, а в руках — дневник. Тот самый, того самого чародея…

На каменную террасу вышли две фигуры. Солнечные лучи позолотили алую и черную мантии; яркий блик вспыхнул на отполированных плитах.

Момента превращения я не заметила. Взвились одежды, распахнулись крылья, и красный шелк упал на землю. Когда последняя складка ткани коснулась каменного пола, я подняла голову, но успела только проводить взглядом крылатые тени.

Скрипа двери я тоже не услышала. И очнулась лишь мигом позже, когда тело стянули веревочные петли.

— Любопытный рисунок, — раздался голос Марека. — Похоже, нам стоит кое-что обсудить.