"Собачья площадка" - читать интересную книгу автора (Голубев Игорь)

Глава 3

Подполковник Семен Семенович Бубнов был человек твердых правил и раз и навсегда установившихся привычек. Уволенный в запас, он поначалу сильно растерялся, ведь в конце концов можно было жить и не по уставу. У каждого человека есть свои нравственные критерии, и он по мере возможности им следует. Например, Бубнов предпочитал не врать по мелочам. От вранья по мелочам, справедливо считал он, на свете создаются лишняя путаница и всяческое недоразумение. Взять его покойную супругу. Она и сошла в могилу, свято веря в то, что была той единственной, что заполнила навсегда жизнь курсанта-связиста. В принципе так оно и было. Бывший лихой курсант, а ныне дядечка ещё ого-го, до сих пор с благодарностью вспоминал её борщи.

Теперь, привязывая Альберта, так звали шпица, к перилам у входа в поликлинику, подполковник боялся только одного — сопрут. И ведь вот что обидно — выкинут через день. Не выдержат. Шпиц и с подполковником-то бывал в напряженных отношениях. Не понимал, собака, субординации, считая себя безраздельным хозяином квартиры на втором этаже дома-корабля. Военный пенсионер воевал с ним и обламывал характер в силу привычки, так как занимался воспитанием офицеров всю свою служебную карьеру.

А пришел Бубнов в поликлинику по поводу выбитого зуба.

Он получил талончик в регистратуре, даже не предъявляя пенсионки. Иногда бывали трудности, ибо вид у него цветущий. Ничего не скажешь. Старая закваска. Иной раз даже молодежь места не уступит в транспорте. Поднялся на этаж. Сухо спросил, кто крайний, и пристроился на диван.

Бубнов только достал воскресное приложение и изготовился читать о страстях, как его вызвали в кабинет. Тут все было стерильно. Везде царил порядок почти военный, и поэтому докторов он уважал.

Единственным диссонансом, который отмечал про себя бывший подполковник, был сам специалист — ну очень молодая и красивая дама, резко пахнущая духами дорогой французской фирмы. Но и запах, и красоту Бубнов ей прощал, так как этот запах должен был перешибить больничный, а красота — понятие преходящее. Насмотревшись в армии военных врачих, Бубнов был твердо убежден, что при такой профессии красота не главное.

Сегодня делали слепок. И врач, и техник наперебой отвлекали пациента от неприятной процедуры. Надо было набрать чуть не полный рот замазки и сидеть несколько минут со стиснутыми зубами, чтобы сформировался слепок.

Сидел и слушал. Естественно, молча. А говорить хотелось.

— Семен Семеныч, у вас дети есть? Вы только глазами или головой: да — да, нет — нет. А то мы тут поспорили. Я говорю, что детей сейчас иметь не резон, а Света — это, мол, радость. Но ведь радостью сыт не будешь? Вы посмотрите, что кругом делается. Никому верить нельзя.

— Не слушайте её, Семен Семеныч. Это она от зависти.

— Чему тут завидовать. Сначала надо самой пожить, а уж потом…

— Что потом? Потом бывает суп с котом. Потом остановиться трудно. Привыкнешь всухомятку или с бойфрендом по ресторанам.

— Ой-ой-ой, можно подумать, ты что-то выиграла, родив на четвертом курсе.

— Я всего лишь техник. А ты врач. Много больше меня имеешь?

— Разве в деньгах дело? Зато я не сижу полторы смены. Мне это не нужно, а ты двух мужиков содержишь. Ну вот чем женщина любит?

— Фуфой…

— Только рот не открывать, Семен Семеныч. Так чем?

— Фуфой…

— Душой?.. А что это такое? Это то место, куда потом мужик побольней норовит ударить?

— Фуфой, фуфой…

— Не надо уже нервничать. Фуфой так фуфой. А я думаю, Светочка, железами внутренней секреции. Их у нас вдвое против мужиков.

— Фуфой, фуфой…

Но на него не обращали внимания.

Семен Семенович побагровел, моргал глазами, тряс головой, словно эпилептик, попытался ухватиться за халат, но последнее движение восприняли как заигрывание.

Семен Семенович разлепил набитый замазкой рот и засунул в полость по меньшей мере четыре пальца.

Больше не поместилось. Засунув, начал отчаянно ими там ковырять.

— Кусок, говорю, кусок отвалился и в горле застрял, — сипя, объяснил подполковник и, видя, что его не понимают, продемонстрировал. — Фуфой, фуфой…

— Господи Исусе, Светка, ты закрепитель забыла вмесить, — догадалась врач. — Но ничего, Семен Семеныч, мы сейчас закрепитель вмесим…

Но Семен Семенович решительно отказался, подбежал к окну и попытался выглянуть на улицу. Мешал подъездный козырек. Отсюда не увидишь, что делает шпиц. Почему замолчал? Подполковник, быть может, и стерпел дубль-процедуру, но собаки уже минут пять как не было слышно. Наскоро попрощавшись и разом простив забытый закрепитель и трепотню вместо оказания первой помощи, заторопился на улицу.

Так и есть. Шпица на месте не было. Бубнов проклял и свой зуб, и тот день, вернее, поздний вечер, когда черт дернул его подставить ногу мнимому преступнику, и мужика, справедливо сделавшего его щербатым: ни хрена, мог бы и так походить еще, — случилось то, что случилось… Единственно верным решением было бежать на местную студию кабельного телевидения и давать объявление о пропаже собаки. Причем обещать нашедшим немыслимое обогащение.

«Сволочи бездомные, квартиры пораспродали. Мало того, что подъезды провоняли и паразитов разнесли по городу, так теперь моду взяли — домашних животных воровать и тут же хозяевам впаривать, — в бешенстве думал Бубнов, спеша на телецентр, — убил бы, ей-богу, убил».