"Дэнни Кинг. Школа для негодяев" - читать интересную книгу автора

всегда найдет его у себя в кошельке. Эта вещь притягивала меня, как магнит,
и льнула к моим рукам лучше всяких перчаток. В конце концов родительница
взяла привычку перед сном укладывать кошелек под подушку, но после того как
три ночи подряд подушка оказывалась перевернутой - толи мной, то ли зубной
феей, - матушка поняла, что зашита несколько слабовата.
Тогда она принялась прятать кошелек. Я неизменно его находил. Мать
стала запирать кошелек под ключ. Я научился отпирать замки. Папаша начал
меня колотить. Со временем я привык к колотушкам. Вот так, в двух словах,
прошло мое детство.
Я был позором семьи, лгуном, мерзавцем и вором. Хуже чем мерзавцем. Я
сам это сознавал и... ничего не имел против. Понимаете, в моем представлении
вор уподоблялся лису - хитрому, жестокому, пронырливому ловкачу, который
готов прихватить все, что плохо лежит, и с этой целью на всю катушку
использует свои мозги и природное коварство. Случается, какой-нибудь фермер
вышибает эти великолепные мозги, ублюдочные охотники гонят хитреца через
весь лес, а холеные псы, их выкормыши, разрывают зверька на куски, но это
плата за то, что ты лис. На мой взгляд, риск делает жизнь лиса еще
привлекательней, и, сколько себя помню, я всегда хотел быть только лисом.
- Ворюга, прирожденный ворюга! - не унимался Аткинсон, напруживая
заплывший холестерином кочан капусты, на который любил напяливать шляпу. -
Лет тридцать назад по тебе плакала бы виселица, но, к сожалению, старое
доброе время закончилось, если только эта страна не одумается. Слышишь меня,
бандит? Нет, ты слышишь?! - бушевал он, багровый от ярости, пораженный
степенью моего злодейства. - ПРЕКРАТИ УХМЫЛЯТЬСЯ, НЕГОДНИК!.. Пауза.
- Впрочем, катись ко всем чертям. К чему тратить на тебя время и силы?
Розги - единственный язык, который понятен таким паршивцам. Посмотрим,
хорошо ли ты его усвоишь. А ну вытягивай руки, и если только посмеешь
отдернуть их, я начну все заново!
Аткинсон рассек воздух розгой, а потом задал мне традиционную порку в
количестве четырнадцати ударов.
Вообще-то телесные наказания в нашей средней школе отменили года четыре
назад, но Аткинсон реставрировал их специально для меня. По-моему, розги
запретили по всей стране, хотя на все сто не уверен; знаю только, что я был
одним из последних выпоротых подростков в Британии. Никто, правда, по этому
поводу особенно не переживал. Кроме меня.
Если не ошибаюсь, мы досчитали до семи, после чего я убрал руки и
сказал Аткинсону, что вторую половину порции он может приберечь для себя.
Директор попытался сгрести меня в охапку, чтобы отвесить еще пару-тройку
ударов, но я его отпихнул, и он принялся неуклюже бегать за мной по
кабинету. Догонялки закончились лишь тогда, когда я во весь голос крикнул:
- Нет, ни за что! Вы не заставите меня гладить ваш член!
Уловка сработала. Аткинсон немедленно объявил о том,что я отчислен из
школы. Скорее всего старый хрен давно припрятывал эту карту в рукаве, потому
что письмо на имя моих родителей уже ждало меня на столе у секретаря. Очень
даже предполагаю, что директор просто хотел отвести душу, излупив меня как
следует, ведь он знал, что за это ему ничего не будет. Перед Аткинсоном
маячила пенсия, он был толстым, одышливым стариком, до смерти уставшим от
малень-ких поганцев вроде меня, которые чихать хотели на все его увещевания,
так чего ему было терять, даже если бы кто-нибудь и узнал?
Правильно, особенно нечего, да и вообще к вечеру выяснилось, что на мою