"Виктор Павлович Кин. Записные книжки" - читать интересную книгу автора

со смесью обожания и беспокойства.
- Позовите Волжинова.
Вызвав типографию по телефону, он велел прекратить набор всего
информационного материала; того, что уже набрано, хватит, чтобы заткнуть
дыры. Он одним движением сгреб со стола в ящик весь потерявший значение
хлам. Затем позвал курьера, посадил к телефону и строго приказал вызвать
репортеров отовсюду, куда только можно было дозвониться.
Неожиданная удача: в дверях показался Розенфельд - мрачный,
разочарованный, утомленный скучнейшим совещанием по борьбе с бешенством
собак.
- Это такая зеленая скучища, - начал он свои жалобы, - это такая
чепуха...
Бубнов не дал ему опомниться. Он схватил его, в несколько минут
поставил десяток главных вопросов, на которые надо взять беседу с
профессорами, и Розенфельд исчез за дверью.
- Передайте мне оттуда по телефону! - закричал Бубнов ему вслед.
Пришел Волжинов - выпускающий. Он худ, волосат и настроен скептически:
у этой информации вечно какие-нибудь фокусы.
- Ну, что тут такое? Опять опоздаем с выпуском? Кто умер?
Но через несколько секунд профессиональное самомнение ему изменило. Он
дал уговорить себя подождать до часа ночи и ушел, махнув рукой.
- Зарежем номер!
Мальчик сообщил:
- Моров и Майский сейчас едут сюда. До Постоева не мог дозвониться.
А из дверей уже кто-то кричал:
- Бубнов, вас к Берману!
Он дал несколько приказаний Пескову: найти в библиотеке биографию
умершего; заказать художественный портрет... Потом что? Ах да, вот что:
позвонить в ТАСС насчет правительственного сообщения.
И побежал к Берману совещаться, как завтра "подать" в газете известие.
В коридорах столпились сотрудники других отделов. Они взбудоражены. Вся
работа сегодняшнего дня пошла насмарку... Они проводили тяжелую фигуру
Бубнова сочувственным взглядом: как это он выкрутится сегодня?
Опять звонок. Ну, разумеется!
- Правительственное сообщение будет не раньше полуночи.
И Песков яростным движением повесил трубку. Он побежал к Бубнову. На
его молодом лице отражались ужас, растерянность, недоумение. Не раньше
полуночи? А сколько в нем будет строк? Значит, опять придется ломать
страницу?
У Бермана совещание. Входить нельзя. Тут завязывали теперь главный
узел. Завтра тысячи людей увидят газету в том виде, как здесь разметят ее, -
на фабриках, в учреждениях, дома они развернут страницы в траурной рамке, с
портретом на первой полосе.
Бубнов, став коленями на стул, набрасывал карандашом разметку первой
полосы. Портрет сверху, посередине, на три колонки. Беседу Розенфельда (он
достанет!) в правом углу. Сколько сейчас времени?
Ворвался Песков.
- Правительственное сообщение будет не раньше полуночи!
И Волжинов, скептик, принимает это на свой счет:
- Я так и знал.