"Лилия Ким. По живому. Сука-любовь" - читать интересную книгу автора

давайте". Торопливо сделав заказ, Полина с жадностью снова уставилась на
Федора. Как только официантка ушла, тот натужно принялся излагать суть своих
трудностей.
- Понимаешь... - Федор с пристальным вниманием вдруг начал
рассматривать собственные руки. - Я, честно говоря, думал, что у нас с Милой
все серьезно получится. Просто... Сам, короче, виноват. Сначала ей чуть ли
не открытым текстом говорил, что мне, кроме секса, ничего не нужно. Ну,
собственно, поначалу так оно и было, а потом...
- Ты ей об этом сказал? - тут же перебила его Полина, жадно ловя каждое
слово.
- Сказал... - Федор недовольно поморщил свой идеальный тонкий прямой
нос.
- А она что?
- А она ответила, что ни в чем со мной не может быть уверенной. И все
время пилила, что вот, мол, она мечтает о детях, а из меня отец не
получится.
- Чушь какая, - возмутилась Полина. - Из тебя выйдет абсолютно
сумасшедший папашка. Ты будешь жену учить ребенка грудью кормить.
- Ну, вот я тоже так думаю, только Мила другого мнения, - сердито
нахмурился Федор.
- Ну, Мила... - Полина снисходительно усмехнулась. - Ты знаешь, что я
по этому поводу думаю, да?
Федор тяжело вздохнул и промолчал.
Полина пыталась угадать по его лицу, едва заметным движениям мимических
мышц, что ему сейчас нужно от нее услышать. Аргументированный рассказ, что
Мила - набитая дура и ее отношения с Федором всегда были интеллектуальным
мезальянсом? Или же не трогать Милу? Все ж таки Федор ее себе выбрал. Может,
ему обидно слышать, что он всегда выбирает себе дур. Почему так? Да потому,
что, глядя на женщину, он думает не о ней и даже не о себе. Он думает о
других, посторонних людях. Что они подумают, когда увидят Федора с Милой,
как они будут представлять себе социальный статус Федора... Про себя Полина
называла эту болезнь своих ровесников "третий глаз". Они всю жизнь смотрят
на себя глазами посторонних. Они думают не столько о своей жизни и уж тем
более не о жизни тех, кто с ними рядом, - а только про свой "статус". Что
они должны носить, на каких машинах ездить, с какими женщинами спать, чтобы
все это отражало их неведомый "статус". Слово-то какое противное!
Иногда у Полины случались моменты протрезвления. Когда Федор был
где-нибудь далеко, скажем, в Дахабе с Милой, она вдруг понимала, что он
ничего, ну ничегошеньки из себя не представляет. И что все эти его
рассуждения о свободе, о том, что он свободный художник, - не более чем
жалкое, трусливое бегство от жизни в маргинальность. В тридцать пять лет он
сменил столько занятий, что их пересчитать невозможно. Он успел побыть
матросом, танцовщиком, модельером, диджеем, продавцом автомобилей,
инструктором по дайвингу и серфингу... В тридцать же Федор вдруг вспомнил,
что у него есть диплом сварщика, и начал заниматься "художественной ковкой".
Неведомым образом попал в кузнечные мастерские, чему-то там обучился и
теперь кует на заказ кладбищенские оградки или перила для коттеджных
балконов. При этом манеру себя вести Федор почему-то взял от скучающих
олигархов. Точнее говоря, как Федор сам себе представлял скучающих
олигархов, которых никогда живьем не видел.