"Лилия Ким. Библия-Миллениум (Книга 2) " - читать интересную книгу автора

секунду, во втором - невозможна, что обрекает подлинную мужественность на
вечное одиночество.


ДАВИД И ГОЛИАФ

Давид стоял перед высоким зеркалом и пытался завернуться в белую
простыню на манер греческой туники, так, чтобы были видны его прекрасные
широкие плечи, мускулистые руки, длинные стройные ноги. Потом простыня
показалась ему явно лишней, и он ее отбросил. Серебристая поверхность
зеркала подыгрывала Давиду, который принимал позы известных античных статуй
и любовался своим прекрасным юношеским телом. Остановившись на позе Аполлона
Бельведерского, Давид нашел-таки применение и простыне, накинув ее на плечи
вместо плаща.
Давиду было всего семнадцать лет, и он мечтал участвовать в Олимпийских
играх. Не в современном, коммерческом шоу, а в настоящей, подлинной
греческой Олимпиаде, где атлеты состязаются обнаженными, и их увенчивают
лавровыми венками, где сами боги сходят с Олимпа, чтобы созерцать торжество
молодости, красоты и силы.
Больше всего потрясали Давида скульптуры, барельефы и фрески,
посвященные греко-римской борьбе. Мужчины, изображенные на пике напряжения,
демонстрирующие мощь и напор, были в то же время удивительно гармоничны и
удивительно прекрасны, в них не было ничего низменного или грубого.
Комната Давида, без всякого сомнения, сильно отличалась от жилых
помещений большинства его сверстников - вместо плакатов с изображениями
модных групп или порномоделей стены украшали огромные календари, рисунки,
акварели с изображениями греческих статуй. Аполлон, Гермес, Посейдон -
мраморные, алебастровые и отлитые из бронзы, в бесчисленных вариантах они
смотрели в вечность своими пустыми глазницами. Давида поражало их
удивительное свойство: в какую точку пространства он бы ни становился, глаза
олимпийских богов никогда не смотрели на него.
Замкнутость Давида и его стремление к уединению нисколько не смущали
окружающих. Зависть, желание, любовь, надежды и ненависть бурлили вокруг
него, словно поток мутной воды вокруг базальтового монолита. Множество
людей, преимущественно женщин, многие из которых Давиду были откровенно
неприятны, нагло и беззастенчиво пытались навязать ему свое общество только
на том основании, что он им нравится.
Давид хотел быть героем, он ощущал себя гонщиком Формулы-I, выжимающим
последние силы из своей машины, понимающим, что это ее предел, и тем не
менее желающим мчаться еще быстрее.
Высокая, гибкая фигура Давида, гордая посадка головы, светлые густые
волосы и манящий, глубокий взгляд серо-стальных глаз нарушали привычный ритм
сердец. Легкость, с которой он бежал, преодолевал препятствия, находил
решения сложнейших задач, завораживала, заставляла окружающих мучиться
комплексами и одновременно испытывать восхищение. Восхищение - дань, которую
общество ежедневно приносило Давиду. Однако в этом монолите, который казался
женщинам глыбой льда, а мужчинам - огромным алмазом, рождающим вокруг себя
радугу, в самой глубине массива структура еще не затвердела - в самом сердце
Давида бушевала кипящая лава.
Будущему герою, естественно, снились эротические сны, у него бывали