"Анатолий Ким. Онлирия" - читать интересную книгу автора

перед входной дверью, мрачный, будто бандит, проникший в дом для грабежа и
убийства.
- Зачем ты явился к нам? - спросила Тамара. - Неужели только для того,
чтобы напророчить беду?
- Я принес деньги, - был ответ, - ты же просила...
- Когда это? - удивилась женщина. - Я не просила и вообще просить бы не
стала!
- Но сегодня утром, часов в десять, стоя у плиты... Ведь ты подумала:
хотя бы Келим появился, денег принес.
- Да это же я... - смутилась она. - Это я подумала так, потому что
знаю: друзьям уже надоело кормить нас. Времена такие, всем тяжело... А
девочке всего пятнадцать лет. Школу даже не закончила... Что будет делать
одна, без меня...
Келим выложил на стол деньги, глаза женщины быстро метнулись в их
сторону, затем осторожно ушли в другую. На углу столешницы лежали две
новенькие крупные купюры.
- Спасибо... Но я что-то должна сделать за это? - усмехнувшись и при
этом чуть оживившись своим матово-бледным лицом, вопросила Тамара. - Тебе
чего-то нужно от меня, я понимаю... Но что можно взять с больной, подыхающей
женщины?
- Извини, я понимаю тебя... Но такова моя работа - я всего лишь
торговец. А с тебя нужно немного: возьми эту орхидею.
И опять, как в давнем апрельском сне, Келим достал прямо из воздуха
прозрачную пластиковую коробочку с запечатанным в ней цветком и протянул
Тамаре. Мгновенно ей стал понятен подлинный смысл совершаемой сделки. У
нее покупали проклятие той жизни, которую создал Бог. Расчет торговца был
верным: он подошел в минуту, когда проклятие созрело в ее душе как некий
багровый бубонный плод, наполненный сукровицей отчаяния. И ни к чему оно
было во всех пределах вселенной, какие только она могла себе вообразить, -
никому не нужно, поэтому, наверное, и цену назначили за товар ничтожную,
примерно такую же, как за чечевичную похлебку. Тех денег, что принес Келим,
не хватило бы даже на оплату хирургу, который будет делать ей операцию.
И торопливо подумав: Бог сам виноват в том, что всем надо умирать, -
Тамара хотела протянуть за цветком руку, но та вдруг стала тяжелой, словно
налилась свинцом. Тут перед нею рядом со стулом, где спал черный кот,
свернувшись в клубок, возник маленький горбун в черной кожаной куртке,
ростом не выше этого стула, человек с большой головою и непроницаемым, как у
каменного идола, азиатским лицом. За окном в сером воздухе плавно кружились
хлопья снега, и за снегопадом едва можно было различить купол Румянцевского
дворца и правее - одну из остроконечных башен Кремля: дом, где жила
художница
Тамара, находился в самом центре Москвы.
И опять не успела она взять цветок у Келима: он мгновенно пропал с
глаз, как и в прошлом апрельском сне. Вслед за этим медленно растаял в
воздухе карлик-горбун. В ту же секунду кот Фома, очнувшись, поднял свою
черную голову с розовой лысиной на макушке и спросонья, еще не вполне
раскрыв свои раскосые глаза, сведенные в щелки, стал удивительно похож на
исчезнувшее привидение карлика-азиата. На столе остались лишь две денежные
купюры, выложенные улетучившимся Келимом.
А он тем временем торопливо пробрался через тесный двор, заставленный