"Ли Киллоу. "Веритэ"-драма (Журнал "Фантакрим-MEGA")" - читать интересную книгу автора

расточительством, а?
Майлс поймал машину, и всю дорогу мы, предаваясь блаженному нарушению
запрета Брайана, болтали, вспоминали прошлые совместные работы,
рассказывали друг другу об общих знакомых.
В гостиничном холле мы простились и разошлись по своим номерам. Я
переоделась в халат, заказала горячего чаю и свернулась в просторном
кресле со своей тетрадкой. На память я не жалуюсь и, прочтя содержимое
листков в клеточку дважды, я решила двигаться дальше, отыскала в своем
чемодане таблетки и приняла одну.
Даже всей моей памяти не хватало на то, чтобы запомнить официальное
фармацевтическое название этого препарата. Рассказывали, что он был
разработан в государственных военных лабораториях и предназначался для
нужд разведки. Приняв такое лекарство, разведчик настолько полно вживался
в "легенду", что разоблачить его было невозможно даже с помощью гипноза,
детекторов лжи и любых инъекций.
Потом эту военную тайну постигла судьба всех остальных военных тайн -
она просочилась-таки сквозь запреты и секреты. Большие надежды возлагали
на это средство наркоманы, но их ждало разочарование. Таблетки сами по
себе - не более чем инструмент. И едва их приняв, превратиться чудесным
образом в кого-то другого невозможно. Для этого нужна напряженная работа
над образом. Любителям острых наркотических ощущений она оказалась не под
силу, но тут таблетки открыли для себя актеры. Сегодня театр без них почти
не обходится. В традиционной драматической школе их принимают в
ослабленном варианте. В импровизационной драме используют одну таблетку
нормальной силы, в "веритэ" - две. Брайан велел нам начинать с одной. Что
ж, это не самое жесткое из его требований.
Я почувствовала, что средство начинает действовать: голова моя чуть
закружилась и стала необыкновенно легкой. Теперь комната выглядела так,
словно я смотрела на нее в несильный перевернутый бинокль. Звуки тоже
слышались приглушенно. Я закрыла глаза и, откинув голову на спинку кресла,
стала повторять биографию Аллегры. Даже не повторять, а читать. Крупные
печатные буквы сами собой возникали на внутренней стороне опущенных век. Я
читала и старалась представить каждого человека, каждое место, словно
воскрешая в памяти однажды уже виденное и прожитое. Я лепила лица друзей
Аллегры, ее родителей. Я проходила по школьным классам ее детства,
возводила дома и целые города. Я старалась увидеть все это ее глазами, и
вскоре мое воображение уже заполняло пустоты биографической разработки,
дорисовывая малейшие детали - вплоть до забавной картинки на шкафчике
Аллегры в школьной раздевалке.
Это удивительное ощущение - натягивать на себя чужую личность, как
тесное трико. Я всегда восхищалась им, восхищалась и сейчас, предвкушая,
как уже скоро придуманные картинки станут воспоминаниями, а она, Аллегра,
станет мной.
Зазвенел телефон, и, хотя он стоял далеко от моего кресла, я все же без
труда сообразила, что звонок - часть реального мира.
- Приди, приди, любовь моя! - пропел из трубки тенор Томми Себастьяна.
- Я страшно одинок, потерян в этом городе чужом! Приди, приди, о сколько
неги нам встреча наша... Вот черт, сбился с размера! В общем, что ты
делаешь сегодня вечером, а, Нуар?
Звук его голоса и мое настоящее имя разом пробили большую брешь в