"Дина Калиновская. О, суббота! (Повесть, ж."Дружба Народов" 1980 N 8)" - читать интересную книгу автора

в ладоши. Он по всем правилам сунул большие пальцы под мышки, изогнул
спину, подбрасывал, и выворачивал ноги, и с каждым подскоком взглядывал на
подметку с хитренькой своей улыбочкой - не протерлась ли, всем на
удовольствие, и надвигался то на тещу, то на свояченицу, то на жену, а
чаще на девочку. Она пятилась от него, смеялась. Гоп, куме, гоп!
Гоп!
- Ася, почему ты не привела Людмилу? Вы спели бы "Темную ночь" или "Эх,
дороги...".
- Баба, ты отстала на сто лет! Они теперь шмаляют медицинские песни,
даже я краснею.
- Люся сегодня дежурит.
- Приведи ее, пусть она измерит мне давление.
Гоп, куме, гоп! Гоп!
Зюня не приходил. Саул Исаакович весь вечер ждал его, старался
держаться поближе к двери, чтобы самому встретить, но тот не приходил.
"Я был прав,- наконец решил он. - Они там сидят у Мони и ждут смерти, а
никто не собирается умирать..." Он пошуршал в кармане обрывками записки
"Гриша! Горе!.." и вытащил один-погадать на удачу. Выпало слово "очень",
ничего не говорящее.
Зюня не пришел, когда все сели за сладкий стол вокруг костра хрустиков,
вокруг орехового торта и печенья величиной с перепелиное яичко, вокруг
подноса с полными стаканами чая, в каждом из которых, как истинное солнце,
сиял кружок лимона.
Он не пришел, когда стали расходиться, заворачивать, кто во что сумел,
Гришины подарки.
- Что же мне дать вам, я расстроен! - говорил Гриша Аде с Сеней.
- Оставьте, не беспокойтесь!.. - жеманничали те. От огорчения Гриша
ткнул пальцем в бок своего пустого чемодана, чемодан сплюснулся, в нем
сработала какая-то пружинка, он сам по себе сложился втрое и еще раз,
теперь вместо него лежал на тахте небольшой клетчатый портфельчик - как в
цирке, все ахнули.
- Что, подарить вам чемодан, вы возьмете?..
- Забавный чемоданчик!.. - Они взяли чемодан и остались довольны.
Зюня появился на улице, когда вышли на трамвайную остановку, дождались
трамвая, а из него выскочил Зюня. Остались, чтобы поговорить с ним,
поехать на следующем - приятный теплый вечер, и по-вечернему пахнет
цветущая акация, и Зюня всегда остряк.
- А, Зюня! Как дела, Зюня?
Все думали, что Зюня вскинет руки, что Зюня громко вскрикнет:
"Дела? Как сажа бела!-Или:-Дела идут, контора пишет!" - Или что-то еще
из того, что сто раз слышано, но почему бы не услышать еще сто раз. Однако
нет.
- Кларочка скончалась. Все ахнули.
- Кларочка! - Но не почувствовали. Они были сыты и пьяны, и руки их
были полны подарков, и была теплая ночь, и пахла акация. Они почувствуют
смерть Клары лишь завтра, и то не с утра, а когда устанут, когда праздник
выгорит дотла, когда пепел воспоминаний не будет перелетать с одного лица
на другое, с одной приятной минуты на другую, а разлетится вовсе - то ли
было, то ли не было.
Зюня взял Гришу под руку, отвел в сторону, и они там о чем-то