"Александр Хургин. Ночной ковбой (сборник повестей и рассказов)" - читать интересную книгу автора

невзирая на то, что еще длительный срок они жили чужими людьми под общей
одной крышей, имея общего ребенка в возрасте до семи лет. И этот ребенок рос
и вырастал, а жена все жила и жила с вьетнамцем, а Михайлов жил сам по себе
отдельно, для того, чтобы зарабатывать какие-нибудь деньги и покупать на них
еду и одежду для ребенка и для себя. И зарабатывал он эти деньги, работая
дежурным слесарем на промышленном предприятии тяжелой индустрии, или, проще
говоря, на заводе. И он не любил этот завод и свою должность дежурного
слесаря, так как завод этот, если, например, смотреть на него с высоты
четвертого этажа заводоуправления, представлял из себя обнесенное забором с
колючкой сосредоточение зданий цехов, грязных и низких, и разбросанных по
голой земле без умысла и распорядка, а между цехами были нагромождены и
наворочены железобетонные ноги и фермы, и балки крановых эстакад, а под ними
копились груды мертвого промышленного хлама и горы металла, и какие-то
остовы и скелеты отживших механизмов и станков, и какие-то рельсы и болты, и
еще много чего-то железного и ржавого, и изуродованного. И по всему
пространству завода носился удушливый ветер и подхватывал за собой черную
пыль литейных производств, и перемешивал ее с рыжим песком, и швырял эту
вонючую помесь в окна и в стены, и поднимал столбами и клубами под самое
небо. И от этого вечного ветра даже цветы на клумбе, которую разбили под
окнами кабинета директора для эстетической красоты, всегда были окутаны и
покрыты слоями жирной пыли и грязи, и пахли эти тусклые больные цветы сталью
и ржавчиной, и индустриальными маслами, и заводские люди, двигавшиеся из
цеха в цех по различным технологическим потребностям и надобностям, были
пыльными и промасленными, и как бы лишенными на время выполнения своих
производственных обязанностей человеческого достойного обличья. И Михайлов
не любил этих промышленных людей и сторонился их общества и компании, хотя и
сам был в грязи и в масле и никогда не мог отмыть себя полностью. А когда-то
с женой Михайлов ходил в кино, а перед этим кино демонстрировали им
документальные кадры исторической кинохроники - как водили на работу на
какой-то дореволюционных времен фабрике лошадей и они крутили какой-то
тяжелый ворот, ходя по замкнутому кругу, пока не уставали, а потом их
отпрягали от ворота и уводили в конюшню на отдых и кормежку, а в ворот
впрягали других таких же лошадей, отдохнувших и поевших сена. И Михайлов
сравнивал себя с этими рабочими лошадьми и уподоблял себя им, потому что и
его трудовая жизнь так же протекала, как и у тех лошадей. Каждый день
протекала его жизнь в таком же круговороте упрощенных действий, только шел
он на работу сам, по собственному пониманию, и сам впрягался и вертел свой
ворот с напарником, пока не подойдет их время смены. А смысл работы у них
заключался в текущем ремонте оборудования, состоящего из станков и прессов,
которые ломались в течение производственного процесса и требовали
неотложного ремонта, тупо и неподвижно стоя с искореженными от перегрузок
деталями и узлами, и Михайлов заменял им эти узлы и детали, вышедшие из
строя, на новые. И оборудование снова работало до следующей аварии и
поломки, давая продукцию народному хозяйству страны и мира. И вот говорят,
что машины бывают умные. Может, конечно, и бывают. Но Михайлов таких не
видел и не встречал, а те, какие он видел, были простые и примитивные в
своей способности резать и давить металл или выполнять прочие неважные
функции и операции. И вот, значит, из-за всего этого перечисленного он и не
любил эти станки и прессы и не любил свою работу и профессию, но никакой
другой работы Михайлов не знал и не понимал и не умел делать никакого