"Александр Хургин. Ночной ковбой (сборник повестей и рассказов)" - читать интересную книгу автора

зимы. И ему пришлось выйти из своего надежного убежища и жилища лишний раз и
сходить в универмаг, чтобы купить там себе одеяло, так как он укрывал себя
во время сна осенним легким пальто, тем, в котором и вышел из дому прошлой
весной. А оно было коротковато и не согревало всего тела целиком. А деньги
Михайлов теперь имел в достаточном количестве из-за того, что ему не было
куда их тратить, разве только на то, чтобы питаться или собирать на случай
Австралии. А ел Михайлов мало по причине плохого и слабого аппетита. И пошел
он, значит, в универмаг за одеялом и заодно за носками, потому что его носки
полностью пришли в негодность и расползлись на части, а там, в универмаге
этом ихнем, не то что одеял и носков, а вообще ничего не продают, и пустота
такая, что хоть шаром покати. И Михайлов вернулся к себе, одеяла не купив и
носков тоже не купив, и продолжал и дальше носить и боты, и ботинки на босых
голых ногах и укрываться пальто и замерзать, потому что центрального
отопления в бесплатном туалете проведено не было, а на улице была зима и
подходил Новый год. Правда, Михайлов никак не ощущал на себе его
приближения, и не создавалось у него приподнятого праздничного настроения и
состояния, а было ему обыкновенно и как всегда. А когда праздник Новый год
кончился и прошел, не изменил Михайлов своего устоявшегося и привычного
образа жизни и деятельности, как делают это некоторые другие люди, а оставил
все в неприкосновенности, как было, и его никто не нашел и не выдал,
несмотря на объявленные через газету розыски, и он остался жить на свободе в
подсобке.

Досадное недоразумение

Компаниец и так образ жизни вел в основном бездуховный и ничем внешне
не окультуренный, а тут, значит, ему еще и по морде въехали ни за что ни про
что и с бухты-барахты. И хорошо так въехали, с понимание, прямо в передние
золотые зубы кулаком. И въехал-то не кто-нибудь посторонний или чужой, а
непосредственный, можно сказать, подчиненный и первый помощник и чуть ли не
старый надежный друг. И зубы у Компанийца вылетели, как из пушки, в полость,
значит, его рта, и он ими поперхнулся и подавился и долго и мучительно
кашлял, и отплевывался этими своими зубами, и собирал их по одному с пола, и
плакал от бессилия скупыми слезами гнева. Потому что он ничего и ничем
более-менее достойным не мог ответить своему обидчику и оскорбителю, ведь же
он, обидчик его то есть, являлся в своем спортивном прошлом толкателем ядра
и пятиборцем и кулак имел с дыню. А Компаниец никем таким подобным никогда
не был и не отличался, и его можно было перешибить с близкого расстояния
плевком. Конечно, ничего он не мог ему физически противопоставить и
возразить и все повторял, как молитву, расплющенными всмятку губами
неразборчиво и шепеляво:
- Ну ты мне за зубы заплатишь, гад, по рыночному курсу. Ты мне
заплатишь.
А обидчик его кривил лицо и протирал свой граненый кулак ладонью и
говорил тихо, медленно и спокойно:
- Да иди ты. - говорил, - в пень дырявый, мудило.
И что особенно было противно и скверно в этом досадном конфликте и
недоразумении, так это то, что произошел он, конфликт не без свидетелей и
очевидцев, с глазу на глаз, а наоборот - при максимально возможном стечении
рядовых и прочих работников малого предприятия "Мехмаш", которое Компаниец