"Александр Хургин. Какая-то ерунда (сборник рассказов)" - читать интересную книгу автора

ни к кому не обращаясь:
- Не, - сказала Нинель Власьевна, - дорогу не получится. Ее еще при
каком-то царе Горохе - то ли Васильевиче, то ли Петровиче, не помню - на
века строили. Ее, когда весь мир насильем рушили, и то разрушить не смогли.
А вот расписание, дорогой наш любимый пассажир - не знаю твоего
имени-отчества - мы заменим, и светлая память о тебе навсегда останется в
наших сердцах.
Она промокнула уголки глаз мизинчиком, постояла секунду скорбя, потом
встряхнулась решительно и решительно же произнесла:
- А вообще, между прочим, не баре - и так поездим, тем более что лето
не за горами. 1989


ЗА ОТСУТСТВИЕМ СОБЫТИЯ

Надел Сидоров пальто и пошел в поликлинику. Ему давно надо было
сходить, укол против бешенства сделать - сразу после того, как собака его за
ягодицу укусила, надо было сходить. Но он не ходил. Потому что убийцы же они
там все в белых халатах, да еще СПИД свирепствует. Газеты пишут, что года
через два начнут завод строить, чтоб одноразовые презервативы и шприцы
выпускать: так это когда будет! А рисковать Сидорову не очень хотелось.
Впрочем, на прошлой неделе он собрался уже было сходить, но тут красные Крым
взяли. И он не пошел. А то вон Петр Сергеевич выполз погулять после обеда -
он после обеда гулять привык, - а его арестовали. И не его одного. Человек
сто арестовали. Потом их, правда, выпустили, дней через пять. Сказали:
- Если б ваш Рейган-гад не продал голодающей рев. России хлеб -
шлепнули б всех. А теперь, раз такое дело, можете радоваться, гниды.
Ну вот, Сидоров переждал - пока поутихло, - напялил вместо шубы обычное
пальто от Кардена, чтоб не привлекать, и пошел. Экипаж-то его еще раньше то
ли украли, то ли реквизировали в пользу советского цирка, вот он пешком и
пошел по стороне, наименее опасной при артобстрелах. Только успел немного
отойти, воздушная тревога началась, метроном застучал как сумасшедший, и
юнкерсы на город с юго-запада заходить стали черной сетью. Зашли, отбомбили
- и назад. И опять накатываются. Сидоров, к домам прижимаясь, в районное
бомбоубежище побежал, прибежал мокрый, но живой. А там уже битком. Слава
Богу, приглашение на посещение убежища с собой оказалось. Пустили его,
несмотря на перезаполнение. А в бомбоубежище духота, сырость, дым
сигаретный. В углу телевизор жужжит, диктор в нем о недавнем якобы
изобретении буржуазных братьев Люмьер рассказывает и все на его
антикоммунистическую сущность напирает.
Сидоров у скользкой стенки присел, ноги в проход вытянул и задремал.
Очнулся - снова в телевизор поглядел. Там тоже кто-то дремал. На трибуне. И
в зале дремали. И Сидоров снова задремывать начал. Но ему помешали - в бок
его кто-то толкнул. Он подвинулся, а его еще раз толкнули. Повернул Сидоров
голову - рядом бродяжка какой-то мостится. Оборванный такой, немытый, на
носатом лице мятая щетина топорщится, пейсы во все стороны торчат, БОМЖ
одним словом. И ерзает этот БОМЖ, и кряхтит, никак места себе не нагреет. Он
же худющий, а пол бетонный, твердый - ему кости собственные и колят. Сидоров
еще отодвинулся, чтоб не нюхать, как БОМЖ пахнет и думает:
- С креста его сняли, что ли?