"Кимберли Кейтс. Ангел Габриеля " - читать интересную книгу автора

испачкал ее платье! И когда полный нежности взгляд Аланы встретился со
взглядом Тристана, новое волнующее видение возникло перед его взором,
прекраснее любой сцены, когда-либо запечатленной им на холсте: Алана в
окружении таких же рыжеволосых, как она, шаловливых малышей, Алана в его
объятиях, в его постели...
- Папа... - произнес полусонный Габриель, когда Тристан заботливо
укутывал его одеялом. - Обещай мне, что ты еще долго-долго останешься здесь
и не уйдешь на небо. Обещай, что останешься со мной навсегда...
- Я всегда буду с тобой, Габриель. Я всегда буду любить тебя и
заботиться о тебе.
- Но если я стану жить у тети Бет, я уже не смогу больше сторожить тебя
у дверей кабинета, слушать твой голос, пока я играю в солдатики или читаю
книгу...
- Значит, ты... ты знаешь об этом? - ужаснулся Тристан.
- Да, сэр, - пробормотал Габриель, прижимаясь к отцу, его щеки были
розовее августовских яблок. - Я играл у дверей, а ты разговаривал с
Берроузом, и я все слышал.
Тристан представил себе, как Габриель стоит в коридоре и слушает
безжалостный приговор себе, и опустил от стыда голову. Бедный ребенок,
который неделями носил в душе страшный груз обиды, боли и страха... И каждый
проходящий день сокращал и без того малый запас времени, которое ему
оставалось провести в родном доме, прежде чем его отец, обязанный беречь,
лелеять, утешать и прогонять его детские страхи, отошлет сына прочь.
- Так вот почему ты хотел остаться здесь на Рождество, - сказал
Тристан, клеймя себя за бессердечие, - хотя мы не собирались его
праздновать.
Мудрые понимающие глаза сына, казалось, заглядывали в самую душу отца,
где-то в уголках детских губ затаилась горечь.
- Я хотел показать тебе, папа, что могу очень тихо себя вести и совсем
тебя не беспокоить. И еще мне так хотелось, чтобы ты улыбался. Потому что,
если бы ты улыбался, то, может, и не отправил бы меня к тете. Хотя я
понимаю, что я для тебя большая обуза.
- Ты - обуза? - Каждое слово Габриеля жгло, как раскаленное железо. -
Господи, мальчик, да с тех пор, как ты родился, ты был единственным
утешением в моей жизни!
- Но мама говорила, что ты все время сердитый, потому что у тебя много
важных дел, а мы тебе мешаем. Она говорила, что это не важно, потому что я
могу заботиться о ней вместо тебя.
Страх овладел Тристаном. Неужели Шарлотта внушала Габриелю ненависть к
отцу, душила сына, словно обвивающий дерево плющ, своей любовью и в то же
время требовала от него постоянного внимания? Тристан всегда знал, что
Шарлотта ревновала его ко всем: к отцу, сестрам, матери. Но как могла она
ревновать его к собственному сыну?
Старый гнев пробудился в Тристане при воспоминании о том, как Шарлотта
прогоняла Габриеля из комнаты, стоило туда войти Тристану, как она отсылала
Габриеля ужинать в детскую. Он вспомнил грустное выражение на лице сына,
когда тот приходил пожелать отцу доброй ночи в те редкие дни, когда Тристан
рано возвращался домой из конторы.
- Для меня на свете нет ничего важней тебя - помни это, мой мальчик.
Габриель смолк, задумавшись; какая-то мысль не давала ему покоя.