"Джефри Кейн. Нашествие нежити [F]" - читать интересную книгу автора

умопомешательства, но Штрауду помогал вдохновляющий пример его коллег
доктора Мамдауда и доктора Патель, которые каждый по-своему, но одинаково
стойко отражали все попытки покушения на их душевное равновесие, никогда
не теряя из виду главную свою цель. Штрауд понимал, что американцу гораздо
труднее, нежели им, работать в таких условиях, когда тебе исправно платят
за твои знания и опыт, но советы и особенно мотивы твои ежеминутно ставят
под сомнение. Спору нет, в прошлом археологи вдоволь пограбили Египет, и
если у Египта сейчас и оставалось еще что-либо, помимо грандиозных
сооружений фараонов, так это крепкая и недобрая память.
Вновь обнаруженные развалины располагались примерно в пятнадцати
футах ниже уровня улицы и частично были затоплены нечистотами и сточными
водами, которые надлежало откачать и переместить куда-то в другое
подходящее место. Раскопки шли медленно - поначалу из-за этого
обстоятельства, а потом в основном из-за потрясающей бюрократической
волокиты, не говоря уже о том, что велись они в самом центре многолюдного
египетского города, где одновременно работали еще две археологические
экспедиции, начавшие ранее поиски древностей римской эпохи. Работать
приходилось буквально в нескольких футах от порогов жилых домов.
Археологам приходилось мириться и с вездесущей детворой, и с проезжающими
повозками, и с бродящими где им заблагорассудится высокомерными ослами, и
с озлобленными и подозрительными местными жителями, опасающимися того, что
власти могут в любую минуту согнать их с обжитых мест и начать копать
землю прямо под их домами.
К моменту приезда Штрауда один жилой дом уже действительно
конфисковали, на очереди был второй.
Инциденты подобного рода создавали такую напряженность и осложнения,
с какими Штрауду, привыкшему к типичной для раскопок в сельской местности
почти идиллической атмосфере, сталкиваться еще не приходилось. Направляясь
в Египет, он даже предвкушал романтическую жизнь в палатке среди
бескрайних песков, открытую всем ветрам. А попал в тесный и грязный
проулок, будивший в нем самые худшие воспоминания о Чикаго, где он некогда
лет тринадцать прослужил полисменом и достиг звания детектива, после чего
вернулся к своей незабвенной первой любви - археологии и получил ученую
степень в Чикагском университете.
Оборудование полевой лаборатории Штрауда состояло из любезно
предоставленной в его распоряжение тусклой лампы на хлипком дощатом столе.
Сама мумия Хеопса, как и большинство прочих наиболее ценных реликвий,
бережно почищенных, изученных и классифицированных археологами, были давно
помещены в надежное место из "соображений безопасности". Подобные меры
предосторожности в настоящее время в общем-то были оправданны, поскольку
местные жители все громче заявляли о своих правах и требовали, чтобы
усопших оставили в покое и неприкосновенности. Давали знать о себе и
глубоко укоренившиеся суеверия, и Штрауд, приходя по утрам на свое рабочее
место, частенько обнаруживал на двери зловещие символы, начертанные еще
липнущей к пальцам кровью.
Вот в этой своей лаборатории Абрахам Хэйл Штрауд и трудился сейчас
всю ночь напролет, пытаясь как можно подробнее задокументировать редкости,
обнаруженные в результате величайшей, возможно, археологической находки
века. Он не позволял себе отрываться от работы даже для того, чтобы наспех
глотнуть горячего кофе, поскольку знал, что его дальнейшее пребывание в