"Грегори Киз. Исчисление Ангелов ("Век безумия" #2)" - читать интересную книгу автора

всадника. Ее мушкет был короче обычного, приспособленный для стрельбы с
лошади, и оттого стрелял не так метко. У всадника в руках был видел лишь
пистолет, но это ничего не значило, он мог оказаться каким-нибудь новейшим
оружием, в этом случае она была обречена. Желая заполучить для себя хоть
какое-то преимущество, она позволила ему подъехать как можно ближе, даже не
зная, заметил он ее или нет. Двое других оставались справа от нее и как бы
замыкали кольцо.
Камзолы всадников что-то напомнили ей, отчего болезненно заныло сердце.
Военные полки, сейчас разрозненные, превратились в банды разбойников и
мародеров, но камзол приближавшегося всадника спереди был отделан серебряным
галуном, как некогда у солдат Швейцарской роты, личной охраны короля
Франции, роты, в которой служил Николас.
Она чего-то ждала, а всадник все приближался. Он не видел ее.
И в этот момент Нико снова заплакал, да так громко, что только глухой
или мертвый мог его не услышать. И как только всадник их заметил, она тут же
выстрелила. Приклад карабина больно ударил в плечо, а враг остался сидеть в
седле и поднял пистолет. Вспышка пламени - но направленная не в нее, а
куда-то поверх, будто он стрелял наугад.
Или это ей так показалось? Лошадь затопталась на месте и попятилась,
всадник выстрелил вторично, и снова поверх ее головы. На этот раз Адриана
проследила, куда полетела смертоносная пуля.
Креси появилась на вершине холма, и в это самое мгновение Адриана
увидела, как красный фонтанчик ударил из ее груди, и Креси резко повернулась
на месте так, что ее меч серебряным угрем выскользнул из ножен, и всадник
обнажил свой широкий палаш.
Креси удивила ее: она молниеносно увертывалась от сыпавшихся на нее
ударов, будто имела дело с незрелым юнцом, затем неожиданно подпрыгнула, и
ее клинок превратился в разящее крыло. Голова слетела с плеч, и фонтан крови
ударил в небо.
Затем чья-то невидимая рука ударила Креси, она упала и осталась лежать
неподвижно.

3
Разговор зимой

Красные Мокасины поднял голову, он уловил принесенный ветром знакомый и
очень приятный запах гикори, горящего в разведенном кем-то костре. Они с
Бьенвилем только что проехали мимо дома на краю леса - покосившегося серого
строения. Стояло оно, как серый волк, который, известно, тощает за долгую
холодную зиму, но с голоду не издохнет. Какие-то европейцы, подумал Красные
Мокасины, покинули свои студеные, заснеженные страны и обосновались здесь
так, как привыкли жить на своей родине.
Он поднял глаза к мрачному небу, окинул взглядом холмы, чей белый
снежный покров был иссечен бороздами застывших горных речушек. Ему
показалось, что эти недавно прибывшие на их земли люди каким-то странным
образом привезли с собой изнуряющие холодом зимы.
- Я очень рад, что ты поехал со мной, - сказал Бьенвиль на молибиа,
языке, распространенном среди торговцев в Алабаме. Язык этот напоминал
упрощенный вариант чоктау, говорившие на нем употребляли какие-то странные
слова, и звучал он немного смешно.