"Мартин Кейдин. В плену у орбиты " - читать интересную книгу автора

границы, опережая кроваво - красную кайму, по Земле стремительно летел свет.
В сумеречной зоне поверхность Земли оставалась еще черной, а высокие облака
напоминали раковины с зазубренными краями, озаренные нежно - розовым
сиянием.
Стремительность наступления рассвета волновала Пруэтта. Колоссальная
скорость позволяла ему через каждые девяносто минут наблюдать рассвет и
закат. На первых витках он восхищался этим, радовался, что ему выпало на
долю любоваться чередой этих величественных картин. Время как бы сжималось,
уплотнялось, мчалось с невероятной быстротой. Каждые девяносто минут он
проносился сквозь день и ночь. Его несла машина времени, и мир ускоренно
вращался перед его глазами.
Он воочию видел, как вращается Земля. Позади серповидной линии
простирался бархатный задник - рассвет сиял на фоне абсолютной черноты.
Восхищение переполнило Пруэтта. За радужным рассветом виднелась бесконечная
черная пучина космоса. И всюду черный бархат пронзали несчетные сверкающие
иголочные острия звезд.
Теперь внизу было два мира: один - окутанный ночью, другой - омытый
светом звезды, которая вот-вот поднимется из-за горизонта. Солнце появилось
внезапно и снова застало его врасплох, как и всякий раз за последние трое
суток... Пруэтт покачал головой. Нет, теперь уже почти четверо суток. Каждый
раз Солнце неожиданно взлетало над краем земного шара. Каждый раз неистовое
сияние с размаху било в глаза.
Лицо Пруэтта исказилось болезненной гримасой, он отвернулся, ругнув
себя за неосторожность. Он зажмурил глаза, затем постепенно открыл их.
Теперь он совсем собрался; хорошо, подумал он, хоть Солнцу удалось
встряхнуть его мозг и заставить работать.
Кончиками пальцев он коснулся приборной доски, легонько оттолкнулся.
Толчок вернул его в кресло. Пруэтт ухватился за ремни и застегнул их под
грудью.
Он посмотрел на приборы, затем правой рукой щелкнул переключателем. Его
капсула была усовершенствована - в ней был отдельный источник энергии,
рассчитанный на минимальный расход при продолжительном орбитальном дрейф во
время сна.
Он включил освещение приборной доски - яркий свет залил шкалы приборов.
Несколько минут он изучал показания часов капсулы, считывал показания на
светящемся циферблате, сравнивая их с цифрами, сиявшими в маленьких окошках
других приборов.
В капсуле было четверо часов. Первые были поставлены на среднее
Гринвичское время; по ним согласовывалось время со станциями слежения и
связи, разбросанными по всему миру. Вторые часы отсчитывали время с момента
старта в минутах и секундах - в отдельном окошке появлялось число суток.
Сейчас на Пруэтта смотрела зеленая тройка. Но скоро отсчет минут покажет
цифру 1440, и тогда тройку сменит четверка. Четыре дня...
На третьи часы Пруэтт теперь смотрел с отвращением. Они шли в обратную
сторону и еще двенадцать часов назад были очень важным прибором. Они
показывали, сколько часов, минут, секунд и долей секунд осталось с данного
момента до включения тормозных двигателей. Четвертые часы фактически были
реле времени управления тормозных двигателей. Перед стартом с мыса Кеннеди
он поставил их точно в соответствии с программой полета. Однако в любой
программе всегда имеются неточности, а потом каждая орбита, хотя и