Колесова Наталья Валенидовна Северный ветер

Она застонала, заслоняя глаза от солнечного света — этот треклятый свет совершенно не хотел считаться с ее жутким похмельем. Кидж-Кайя осто-рожно села — мозги резко бултыхнулись в черепной коробке. Стараясь не шевелить головой, ищуще протянула руку, вцепилась в горлышко бутылки, как в последнюю надежду. Вина — только чтобы губы об-жечь. Кидж-Кайя скосила глаза вправо, на мужчину, лежавшего ничком на кровати, и скривилась — уже от отвращения. Где она только такого отыскала! Впро-чем, после трех бутылок, что красавчик, что рыжий кабан вроде этого — едино…

С трудом, с передышками, застегнула штаны и ремни (они даже не удосужились до конца раздеть-ся). На шнуровку ботинок ее уже не хватило и, сунув их под мышку, Кидж-Кайя, сутулясь и жмурясь, вы-ползла в серый рассвет.

Через час все еще босая, мокрая и злая, но уже посвежевшая и протрезвевшая, она добралась до казармы.

— Вот и наша пташка ночная!

Исподлобья стрельнув темным взглядом в Ма-лыша Мартина, она бросила башмаки на пол, про-шлепала до стола и, ухватив его кружку, сделала хо-роший глоток. Малыш смотрел на нее, сонно помар-гивая короткими белыми ресницами и лениво поже-вывая табачную палочку, но кто хорошо знал Марти-на, понял бы, что он сейчас в бешенстве. Кидж-Кайя его знала. Она сделала еще один большой глоток и сказала хрипло:

— Ну?

Малыш Мартин поднял брови.

— Ну? И это все, что ты мне можешь сказать? 'Ну'! Сегодня спозаранку ко мне прибежали с 'Зе-леного Дракона' и обсказали, как покутили вчера мои мальчики. Мои славные дисциплинированные мальчики. Не желаешь узнать, что осталось в 'Зе-леном Драконе' целым, а?

— Не желаю, — подтвердила Кидж-Кайя.

— Не желаешь? А я тебе скажу — стены там оста-лись целыми. Одни стены. И крыши часть.

— Неужто и крыша осталась? — поразилась Кидж-Кайя.

— Не крыша, а самая малость! И вот слушаю я все это и думаю — не-ет! Не мальчики там мои рез-вились, совсем не мальчики! А знаешь, кто, Кидж-Кайя, а? Знаешь?

Она благоразумно промолчала.

— То почерк девичий! Женский, знаешь, почерк! Этакий… причудливый. Разве б кому из мальчиков пришло в голову подвесить хозяйку к потолочной балке, чтобы 'все могли полюбоваться ее прелес-тями'? Не спорю, там есть на что поглядеть, не спо-рю! А затаскивать мерина господина аптекаря на крышу и перекрашивать его в зеленый цвет — и доб-ро бы в зеленый — а то в какую-то болотную… тьфу!.. масть! 'Делать с мерина дракона'. Что ж ты ему крылья-то свои не дала, а, Кидж-Кайя? Свои слав-ные крылышки?

Она стояла навытяжку, как то и полагается, ко-гда учиняет тебе разнос начальство, но глядела не на господина капитана — в окно смотрела, где солнца не было уже и в помине. На город с моря шли тучи, серые тучи, плотно набитые холодом, ветром, дож-дями…

Малыш Мартин с минуту смотрел на ее бледный горбоносый профиль. Все считали их любовниками, но если что когда и было — то было и быльем порос-ло… Поднялся бесшумно, едва не достав головой балки, шагнул к Кидж-Кайе, ухватил пятерней за острый подбородок, повернул к себе.

— Что, Кайя? — спросил негромко. — Что с тобой творится?

Она смотрела на него. Не глаза — предрассвет-ный туман, серый, тоскливый и безнадежный, где заплутать и утонуть — раз плюнуть.

— Не знаю, — Кидж-Кайя вновь перевела взгляд на море и небо. Помолчала. — Может, это все ветер… Северный ветер. Потерпи меня. Еще неделю потер-пи.

— Ветер? — Малыш Мартин засопел. — Может, и ветер. А ну как он надолго? Что, если он еще с ме-сяц не сменится? От города тогда что-нибудь оста-нется?

Килж-Кайя дернула твердым плечом. Скрипнула кожа ремней.

— Может быть, — сказала сквозь зубы. — Самая малость.

Малыш вздохнул шумно и ушел на свое место. Сказал оттуда:

— Делом займись. Натаскай новобранцев.

Не были они новобранцами. Кидж-Кайя оцени-вающе разглядывала троих парней, игравших в 'чи-ку' во дворе гарнизона. Играли они увлеченно, азартно, покрикивая и поругиваясь, толкаясь шуточ-но, но успевали поглядывать и на шагавших мимо солдат и на ведомых на водопой коней и на трени-рующихся на плацу ветеранов. Все примерно одного возраста — то есть помладше Кидж-Кайи, но старше юнцов, что обычно нанимаются в гарнизон Города Ветров. Один — чернявый, шустрый, в пестрой безру-кавке, расстегнутой на смуглой волосатой груди, с уймой гремящих браслетов на жилистых запястьях, расшитым поясом с пристегнутым скрамаскасом. Бархат запыленных штанов, кожаные вышитые са-поги… Южанин. Второй — помассивнее, стриженный коротко, в куртке и штанах из потертой кожи, широ-коскулый и медлительный — похоже, воевал за Карат. Только его ветераны умеют так вязать выгоревший зеленый платок-бандану. Третий — в серой полотня-ной тунике, перехваченной кожаным шнуром, носил длинные русые, плетеные в косу волосы. Он сидел спиной к Кидж-Кайе, но именно он почувствовал ее взгляд, обернулся, обшаривая глазами двор казар-мы. Поняв, что обнаружена, Кидж-Кайя вышла на свет и побрела к ним, чуть ли не заплетая ногами и рассеянно поглядывая по сторонам. Еще неизвест-но, что хуже — новички, бестолковые и задиристые, или опытные, знающие себе цену бойцы…

Остановилась рядом — троица, глянув, продол-жала играть — ну подошел себе солдат, ну смотрит — значит, интересно ему. Скажет чего — ответим, не скажет — сами разговор заведем… Солдат как солдат и форма как форма, и волосы стрижены под шлем — пусть и странно, словно клочками, но, может, так у них здесь принято. Руки на ремне, куртка распахнута и видно, что у пояса ничего, зато из поножи торчит рукоять ножа — хорошего, скажем, ножа, мастера из-вестного. Тут Бено начал медленно вставать, и Джер поймал его взгляд на вышивку на потертой куртке солдата. Перехватило горло — так вот, как оно все, оказывается…

А шустрый Алькад был уже на ногах и говорил весело:

— Доброго утречка, мастер-скрад!

Мастер выдержал паузу, оглядывая новобран-цев. Обведенные темными кругами глаза были хо-лодны и равнодушны.

— И вам того же, солдаты. Капитан определил вас ко мне под начало. Представьтесь.

Она слушала и разглядывала их, по давней сво-ей привычке подбирая походящее для них живот-ное… Коренастый Бено с умными карими глазами — медведь. Сухощавый узколицый Джер с длинными жесткими волосами и пристальным взглядом — волк. Алькад-Бен-Али, 'можно просто Али', с круглыми блестящими черными глазами и острым профилем — ворон.

Птица…

Она не так уж и промахнулась. Алькад и вправду был родом с юга. Бено и впрямь участвовал в боях за Карат. А Джер оказался пограничником с Черной Чащи.

— Не знаю уж, чего вам наобещали, — сказал мас-тер-скрад. — Только служба в Городе Ветров не са-хар: платят мало, работы по самое не хочу: воры, контрабандисты, пьяные разборки, сейчас еще и оборотней сезон… Капитан, правда, золотой, но на шею себе сесть не даст. Скоро с тоски взвоете.

И с этим пророчеством на обветренных губах повернулся на каблуке тяжелого ботинка. Махнул рукой.

— Жить будете в казарме. На довольствие вста-ли? Кормежка раз в день. Вечером жрите в харчев-не. Я живу, — снова взмах загорелой руки в сторону одинокой башни над самым обрывом, — там. Сегодня в восемь дежурство. Вопросы есть?

— Ваше имя, мастер-скрад? — спросил вежливый Бено.

— Кидж-Кайя. В восемь у Северных ворот, — мас-тер, не прощаясь, широко зашагал к своей башне. Новички переглянулись, взвалили на плечи мешки и потопали искать свободные места в казарме.

— Вот попали так попали! — Алькад в который раз воздел к небу звенящие браслетами смуглые руки.

Бено веселился от души:

— Стыдно признаться в своем Хазрате, что слу-жил в Городе Ветров под началом женщины?

— Пирзанться? — кричал Алькад. — Служил? Да я и мига не прослужу под ее началом! Вот только капи-тана дождусь… Это ж за какие заслуги ее мастером сделали? Это ж какой дурак ее скрадом признал?

— А здесь в гарнизоне много женщин, — мечта-тельно и примирительно произнес Бено. — И у нас в Карате наемницы…

— Это у вас! — фыркнул Алькад. — А вот у нас на юге…

Джер глядел на запад. За облаками садилось солнце, окрашивая их в жиденький розовый цвет.

— Нам повезло.

Алькад поперхнулся на полуслове, уставившись на него с возмущением. Бено тоже глянул недо-уменно.

— Вы же так мечтали познакомиться со знамени-тым Ловцом оборотней…

— Что?

— Так это она — Ловец?!

Джер оттолкнулся задом от камня Северных во-рот и выпрямился навстречу Кидж-Кайе. В сгущав-шемся сумраке ее невысокая фигура была непри-метной и бесшумной — точно призрак. Или грабитель.

— Сними свои погремушки, южанин, — сказала Кидж-Кайя, — а то все портовые шлюхи сбегутся — по-думают, балаган приехал.

Патрулирование оказалось несложным и даже скучным. Ничего не случалось. Ну отогнали от вы-пившего моряка шакалят-подростков, ну утихомири-ли не в меру разошедшихся посетителей корчмы, ну прошлись по пристани, распугивая вышедших на ночную охоту хищников-грабителей…

После полуночи вернулись в корчму — погреться и перекусить. Тут-то к ним и подлетел трясущийся от страха и возбуждения тщедушный человечек.

— Мастер-скрад, мастер-скрад! Я видел, я видел, это она!

Кидж-Кайя лениво отправила в рот кусок пере-жаренного мяса. Спросила невнятно:

— Она — что? Она — кто?

— Соседка моя, Мэгги! Это она, клянусь, я видел своими собственными глазами! Она превращается в черную кошку, большую… огромную черную кошку и сосет по ночам молоко у моих коров!

— Оборотень? — с интересом спросил Алькад.

Посетители обернулись, прислушиваясь, завор-чала хозяйка: 'житья нет от этих тварей', а разо-шедшийся человечек все ярче и ярче описывал, ка-кие глазищи были у чудовища, какие зубы, да какой хвост… Солдаты слушали, поглядывая на мастера. Кидж-Кайя ела. Доев все до крошки, кинула на стол монету и, неспешно натягивая перчатки, кивнула че-ловечку:

— Веди.

Спустя всего час они возвращались из предме-стья. Алькад то и дело забегал вперед, заглядывая в лицо Кидж-Кайе.

— Ну почему, почему ты решила, что она не обо-ротень? Он же клялся, что видел все собственными глазами, и не раз! Почему ты поверила ей, а не ему? Ну взяли бы, заперли в серебряной клетке, священ-ника кликнули…

Бено дернул его за рукав — не дело указывать мастеру.

— Она не оборотень, — равнодушно сказала Кидж-Кайя.

— Откуда ты знаешь? — спросил и Джер. Кидж-Кайя глянула коротко. Свет фонаря выхватил из темноты его худое лицо, жесткую складку рта. — Ты же только вошла, посмотрела — и сразу вышла.

— В Сезон Северного Ветра я чую их, — сказала Кидж-Кайя. — Чую, как другие чуют перемену погоды.

— Вот бы мне так, господи! — с неожиданным жа-ром воскликнул Бено. — Этому можно научиться?

Кидж-Кайя бледно улыбнулась.

— С этим нужно родиться. Что, Ловцом хочешь стать?

— Еще бы не хотеть!

— Но этот… сосед ее, — спросил Алькад. — Он-то что тогда? Или привиделось ему?

— Видать, зуб у него на бабу, — рассеянно сказала Кидж-Кайя. — Ничего, теперь десять раз перекрестит-ся, если что опять покажется…

Еще бы. Джер вспомнил, как она посмотрела, повернулась и вышла, оставив за спиной оцепенев-шую от ужаса женщину; как суматошно вцепился в куртку Ловца сосед-наводчик… И как легко вывер-нувшись, одним плавным, мягким движением Кидж-Кайя отбросила его к стене, скрутила на тощей шее воротник, превращая его в петлю-удавку, и проши-пела в задыхающееся лицо:

— Ты… стервь… если еще раз посмеешь обма-нуть Ловца… я все-таки приду — но за тобой, подонок. За тобой.

— И когда же он явится?

— Думаю, к рассвету.

Алькад даже зашипел:

— Так какого же дьявола мы залегли здесь с по-луночи?

Кидж-Кайя даже не взглянула на него. Бено шутливо толкнул приятеля в бок.

— Служба у тебя такая!

— Вы двое спуститесь вон к тому гроту. Может, он сегодня и не явится. Хотя ночь… — она посмотрела на небо, — …ночь подходящая.

— Для оборотней она, может, и подходящая, — ворчал Алькад, нащупывая спуск ногами. — А нам как бы шею не свернуть.

— Не наследите там, на песке, — сказала вслед Кидж-Кайя.

— Думаешь, он их увидит, в такой-то темноте? — спросил оставшийся с ней Джер.

— Не увидит, так учует.

Она вновь посмотрела наверх. Ветер ненадолго оголил кусок неба, и в ее глазах отразились звезды — они мерцали — и казалось, Кидж-Кайя плакала.

— Разбудишь через час. Следи за приливом.

Она свернулась клубком, накрылась плащом и через мгновение уже спала, дыша тихо и ровно — точно в своей постели, а не на камнях утеса, лишь кое-где покрытых тонким слоем мха. Джер сел по-удобнее, стараясь не касаться даже края ее плаща. Прислонился затылком к камню, сквозь полузакры-тые веки глядя на подступающий к утесу прилив. За-снуть он не боялся — во всяком случае, не ночью — на то он и был… пограничником.

Кидж-Кайя проснулась сама. Звезд давно не было. Налетавший порывами ветер щедро раздавал мокрые пощечины. Опять зарядил дождь-не дождь — так, морось, мокрое недоразумение. Чертыхнувшись, мастер так резко перегнулась через край утеса, что Джер еле удержался, чтоб не ухватить ее за ремень. Повисев в таком рискованном положении с минуту и, видно, углядев, что ей надо, Кидж-Кайя вновь за-ползла обратно.

Ветер усиливался. Скала, отдавшая накоплен-ное дневное тепло, начала высасывать его из чело-веческих тел, и двое, кутаясь в плащи, невольно жа-лись друг к другу.

— Можешь вздремнуть, — сказала Кидж-Кайя.

— Нет, — кратко отозвался Джер, и они умолкли, не столько опасаясь спугнуть оборотня, сколько не желая говорить друг с другом.

Светало. Стихал дождь. Кидж-Кайя длинно зев-нула, потянулась и поменяла положение. Ее обтяну-тые штанами крепкие ягодицы прижались к его паху. Почувствовав мгновенный отклик его тела, она огля-нулась, выгнулась, как кошка, и провокационно по-терлась — уже намеренно, усмехаясь ему в лицо. Джер отвел взгляд, ненавидя в этот момент ее и се-бя.

Вдруг Кидж-Кайя замерла — и разом обмякла, растеклась, распласталась на камнях, точно камба-ла на морском дне — разве что окраску не сменила. Он перевернулся вслед за ней на живот, вглядыва-ясь в оголившийся после отлива берег.

Даже он увидел не сразу. Камень — огромный, черный, глянцевый, — шевельнулся, выдвигаясь из обегавшей его волны. Зверь — тюлень? — двигался неторопливо, грациозно и плавно, как и подобает морскому существу. Вот он замер, высоко подняв красивую гладкую голову (замерли и люди, боясь, что при малейшем признаке опасности он уйдет в море). Началось превращение. Джер зачарованно смотрел, как гибкое тело словно скручивается в спи-раль, являя миру вместо атласной черной шкуры не-что белое и гладкое… Он даже не заметил, как ис-чезла Кидж-Кайя, — очнулся, лишь когда увидел мет-нувшиеся по берегу тени.

— Сеть!

Сеть наброшена — остатки прекрасного морского существа еще могли порвать ее и вырваться на сво-боду — но со второй, заговоренной, не справилось ни оно, ни слабое после превращения человеческое тело. Отступившие солдаты наблюдали, как Кидж-Кайя, наклонившись, рассматривает пленника. Ло-вец выпрямилась. В голосе ее не было триумфа, ко-гда она сказала:

— Какой сюрприз! Господин аптекарь!

Алькад глазел на гайтан, выбившийся из-за глу-хого воротника куртки Ловца: прочные серебряные звенья с впаянными через равные промежутки чер-ными камнями. Спросил с почтением:

— Амулет от оборотней, да?

Рука Ловца взметнулась — прикрыть гайтан — и опустилась. Кидж-Кайя сказала равнодушно:

— От оборотня, это уж точно, — обвела взглядом стражников. — Камни Матвея Медвежьего, не слыха-ли?

Взгляд ее задержался на Джере — ему показа-лось, с каким-то даже вызовом. Он вслед за всеми мотнул головой. Неспешно заправляя гайтан в во-рот, Ловец скомандовала:

— Упакуйте-ка господина аптекаря как следует!

Кидж-Кайя стояла, заложив руки за спину, слегка склонив стриженую голову. Новобранцы перемина-лись за ее спиной, поглядывая на темные высокие своды, потрескавшиеся камни стен.

В старом монастыре шел суд над оборотнем.

Джер в который раз оттянул и без того широкий ворот рубахи. Алькаду тоже было не по себе — он то и дело утирал лицо рукавом. Перехватил взгляд дру-га, проворчал: 'Ох, и жарища тут у них! . Бено по-жирал взглядом мужчину в серебряной клетке. Был тот грузен, немолод и перепуган до того, что жа-лость брала. Босые волосатые ноги неуверенно пе-реступали под подолом длинной грубой рубахи, бледно-голубые глаза перебегали от стражников до высоких судей и обратно.

Очередной допрошенный свидетель вышел вон, далеко обходя клетку с господином аптекарем — бы-ло ему и жутко и любопытно до той же самой жути. Старшина суда, состоявшего из трех человек (его самого, мрачного священника в сутане и богато оде-того горожанина), кивнул стражникам.

— Слушаем уважаемого Ловца. Мастер-скрад, прошу.

Кидж-Кайя вышла вперед, положив руку на Биб-лию, без запинки оттарабанила слова присяги. Джер вновь повел шеей, словно было ему душно: видно, частенько произносит она эту присягу…

Священник, не вставая, подался вперед.

— Разумеете ли вы, мастер, что своими показа-ниями обрекаете этого… это существо на смерть?

— Разумею, — сказала Кидж-Кайя, и Алькад то ли с восторгом, то ли с тревогой ткнул Джера локтем в бок — так явственно прозвучала издевка в ее хрипло-ватом голосе. Услышал издевку и священник, потому что, хмурясь, откинулся на спинку высокого стула. — Еще как разумею, святой отец. Только я всегда счи-тала, что казнь этого… человека — лишь очищение его бессмертной души от грешной телесной оболоч-ки. Если есть у оборотня душа. Что об этом говорит святая церковь?

Священник открыл было рот, закрыл и жестом приказал что-то старшине.

— Итак, вы подтверждаете все ранее данные ва-ми показания, мастер? — вступил тот.

— Подтверждаю и клянусь, — сказала женщина. По знаку старшины отступила назад.

— Что с ним будет? — спросил Алькад.

— Сожгут на рассвете, — пробормотал Бено. — Ес-ли он раскается в сговоре с врагом рода человече-ского, палач подарит ему легкую смерть — даст яд, когда огонь разгорится.

— Легкую… — ворчал Алькад. — Они что, сами яд когда-нибудь пробовали?

После оглашения приговора речитативом стар-шины, (горожанин так и промолчал все время, втя-нув голову в плечи), священник пообещал бывшему господину аптекарю последнее причастие на рас-свете. Оборотень, продолжавший рыскать взглядом по лицам — казалось, он не понимал до конца, что происходит — вдруг завопил, кидаясь на решетку, по-крытую серебром.

— Сука! — кричал он. — Сука! Проклятая, подлая сука!

Кидж-Кайя окинула его косым взглядом, словно прикидывая, как будет с ним справляться, если он таки вырвется из клетки. Мотнула стражникам голо-вой.

— На выход!

— Все дело в Северном ветре! — раскрасневший-ся Бено размахивал кружкой с пивом. Он уже пару раз плеснул на Алькада, и теперь тот с недовольным видом оттирал рукав своей яркой бархатной куртки — уж очень Бен-Али любил принарядиться.

— В сезон Северного ветра оборотни просто с ума сходят, теряют осторожность, идут на побере-жье…

— А почему сюда-то? — спросил Алькад.

— Говорят, на севере, за Проливом Туманов, от-куда еще никто не возвращался, лежит их земля — Земля Оборотней. Вот их на родину и тянет.

— Если никто не возвращался, откуда кто знает, что там лежит? — резонно возразил Алькад. — А инте-ресно было бы на эту землю взглянуть. Только там, наверное, просто-людей тоже на костре сжигают?

— Ш-ш-ш, — зашипел Бено, оглядываясь. Никто их не слушал. Кабак вовсю обсуждал новость о госпо-дине аптекаре. Толковали о трех благородных дамах на сносях, которых он пользовал, и которые скинули от ужаса, узнав о сущности его скрытой. О том, что наверняка он подмешивал отраву лучшим людям го-рода в пилюли от кашля или головной боли — а что от них еще ожидать, нелюдей этих?

Кидж-Кайя взглянула на Алькада с любопытст-вом и щелчком пальцев заказала пива еще. Сказала Бено:

— Много знаешь.

Приняв ее слова как похвалу, Бено довольно блеснул белыми плотными зубами.

— Да уж, насмотрелись мы на оборотней при Ка-рате! Ваши-то рядом с тамошними демонами — про-сто овечки невинные!

— И ты что, мстить им собираешься? — подал го-лос молчавший, по обыкновению, Джер.

— Не только, — Бено широко улыбнулся. — Слава и деньги тоже не помешают!

Кидж-Кайя отставила кружку.

— Да, заработать ты сможешь немало! Родные-друзья будут тебе совать выкуп, а враги — взятки, чтобы ты обвинил кого по ложному доносу… Готовь большой кошелек, парень! Ладно, я пошла!

Солдаты смотрели ей вслед. Двигалась Кидж-Кайя хоть и слегка нетвердо, но целеустремленно.

— Куда это наш мастер подалась на ночь глядя? — широко зевнул Алькад. — Ну, кто с утречка пойдет казнь смотреть?

— К оборотню она пошла, — сообщил Бено.

Алькад подавился неоконченным зевком:

— К к-какому еще оборотню?

— Тому самому. По разрешению суда Ловец про-водит с оборотнем его последнюю ночь.

— Зачем?

Бено пожал плечами.

— Спроси у нее. Кто пива еще будет?

— Башня Песен?

Задрав голову, Джер рассматривал стены полу-разрушенной башни. Вместо крыши — серые дыры, в которые сочится мелкий нудный холодный дождь. Вдоль закругленной облупившейся внутренней сте-ны идет лестница, напоминающая челюсть с искро-шившимися, а кое-где — и выбитыми зубами. Кидж-Кайя с привычной небрежностью начала по ней под-ниматься.

— Ветры, — говорила она. — Здесь поют ветры. Ка-ждый ветер приходит со своей песней. Хочешь — слушай. Не хочешь — убирайся. Я взяла тебя, потому что ты не болтаешь без умолку, как южанин, и не пристаешь с вопросами об оборотнях, как Бено…

У Джера екнуло сердце — ее нога сорвалась в пустоту. Но Кидж-Кайя выровнялась с почти презри-тельной небрежностью, пошла дальше, скользя пальцами по обшарпанной стене. Похоже, она со-всем не боялась высоты и пустоты, все больше от-далявших ее от такой надежной земли…

Остановилась на последней площадке — дальше идти было просто некуда. Ветер толчком ударил в грудь, заставив попятиться. Кидж-Кайя, раскинув ру-ки, балансировала на самом краю. Джер слышал, как она смеется. Он решил, что не в силах смотреть на крошечную фигуру, точно летящую в изъеденной временем паутине башни… Опустил голову — и не-медленно обернулся на звук, раздавшийся за спиной — то ли возглас, то ли оклик. Никого не было. Снова звук — выше, снова. И снова… Звуки налетали с каж-дым порывом ветра, с ним же и стихали.

Пока не превратились в почти непрерывную му-зыку — или песню.

Песню Северного ветра.

— Зачем ты ходишь к оборотням перед казнью?

Джер сидел, прислонившись спиной к стене — для надежности. Он все же поднялся следом, бра-нясь и оскальзываясь. Давя сапогами свой собст-венный страх.

Кидж-Кайя подала ему кусок хлеба. Джер по-держал в руке, есть не стал. Ловец глотнула из фляжки.

— Даю им возможность исповедаться.

Джер хмыкнул.

— То ли ты священник?

Кидж-Кайя криво усмехнулась.

— Я больше, чем священник — я ведь прихожу до него.

Она выпрямила ноги в воздухе, балансируя на заду на самом краешке башенной площадки. Любо-валась сапогами — новенькими, только что на заказ сшитыми.

— Сначала они проклинают или умоляют меня. А я задаю один-единственный вопрос и жду ответа. Все отвечают — рано или поздно…

— И каков же вопрос?

— Что такое — быть оборотнем?

Кидж-Кайя глядела на клубящиеся над городом серые облака — или туман. Видно было, в каком рай-оне идет дождь, секущий косыми линиями воздух. На лице ее остывала улыбка.

— Они захлебываются и сбиваются, они боятся не успеть… впервые в жизни, впервые в жизни, рас-сказать о себе самом — другом. Другому. Они гово-рят про цвета, про запахи и звуки. Про ветер или те-чение, которые принимаешь на крыло или плавник. Про агонию добычи — неважно, человека или живот-ного — умирающего в твоих зубах… И вот это, это — настоящее. А не то, что они будут лепетать перед смертью, проклиная или каясь…

— Вот почему ты так хорошо знаешь оборотней и их привычки. Эти рассказы помогают тебе лучше ло-вить их?

Кидж-Кайя легко поднялась — по-прежнему на самом краю — и он напрягся, сам не понимая, чего ему хочется больше — столкнуть ее или схватить, чтоб не упала.

— Эти рассказы заставляют меня им завидовать. Пошли. Время.

И беззаботно понеслась вниз по рушащимся под ногами ступеням.

Малыш Мартин стоял, задрав голову. По башне, что высилась неподалеку от казармы, взбирался че-ловек. Повесив на шею связанные шнурками ботин-ки, цепляясь пальцами за расщелины в кладке, встряхивая взлохмаченной головой и горланя песню.

Алькад разинул рот:

— Да это же наш Ловец!

— В матину пьяная, — подтвердил капитан, не спуская глаз с Кидж-Кайи.

Мастер-скрад карабкалась наверх с целеуст-ремленностью свихнувшегося таракана.

— Что ж ее все в высоту-то тянет? — пробормотал Джер.

— И часто она так?

У мужчин вырвался дружное 'ох', когда пальцы Кидж-Кайи сорвались, и она повисла на одной руке. Ловец посмотрела вниз и, засмеявшись, крикнула что-то.

— Когда как, — сказал Малыш Мартин. Его глаза неотрывно следили за ползущей по стене Кидж-Кайей. Вот она добралась до своего окна, подтяну-лась, вильнув задом, вползла внутрь…

Капитан плюнул, грязно выругался и большими шагами направился в казарму.

— Да она чокнутая! — с восхищением сказал Аль-кад.

Кидж-Кайя сидела голая на своей разобранной постели. Глядела бездумно в окно, машинально проводя пальцами по широкой запаянной цепи, обычно скрытой глухим воротом одежды. На целом побережье не нашлось бы и двух людей, знающих название камней и их силу, и одним из этих людей была она сама.

Цепь точно срослась с ней, стала незаметной и невесомой, но в сезон Северного ветра она просто душила, и Кидж-Кайе невыносимо хотелось сорвать ее.

Но было это не в ее силах и не в ее власти…

Она слишком труслива.

Кидж-Кайя опрокинулась на кровать. Глядела в потолок сухими упрямыми глазами и бормотала что-то злобное и неразборчивое: молитву ли проклятье ли…

Сегодня в кабаке к ним присоединился сам ка-питан. Поглядев, как он пьет (видно, стремясь дог-нать и перегнать своего мастера-скрада), стражники поняли, что препятствий им чинить никто не наме-рен, и расслабились тоже.

— Это все ветер, — толковал пьяненький секре-тарь церковного суда отец Пафнутий, которого от щедроты солдатской души они сегодня потчевали. — Дурной, порченый ветер. Дует он с проклятой земли оборотней, смущает тех, у кого в крови имеется хоть малая толика колдовской крови. Даже нас, чистых духом и… — громкий длинный глоток, — телом и… да, духом, повергает сей поганый ветер в тоску и смяте-ние. Что ж уж говорить о тех несчастных…

Алькад смеялся. Бено оглядывался и шипел:

— Отец Пафнути-и-й!

— …нечестивцах, — не моргнув глазом, продолжал священник, — кто эдаким уродился!

Джер слушал внимательно. Подливал и подли-вал еще пива в бездонную кружку Пафнутия.

— А что ты вообще знаешь об оборотнях, святой отец?

— Много, сын мой, много чего, — снисходительно говорил Пафнутий, меряя изрядно косящим глазом глубину благословенного напитка. — Вот знаешь ли ты, как становятся оборотнем?

— А ты нас обучи, старик! — веселился Алькад.

Пафнутий послушно принялся загибать пальцы.

— Есть оборотни ложные и есть оборотни истин-ные. Ложными становятся по умыслу злому или по глупости своей. В случае первом порча насылается колдуном или ведьмой, и святая церковь может спа-сти несчастного и наказать измыслившего колдовст-во. Ежели кто из молодых-ретивых, глупых-нерадивых, прознав колдовское заклинание, желает его испробовать (ну там, в полночь перекинуться че-рез пень с семью ножами) — наше дело вразумить и наставить душу заблудшую…

— Видели мы, как вы их тут… вразумляете! — за-метил Алькад.

— …однако ж страшнее всего оборотень истин-ный, в котором оборотничество от природы заложе-но. Не поможет ему ни святая вода, ни молитва, не жизнь благочестивая. Рано или поздно — но возьмет свое поганая кровь. Только костер может стать от-пущением…

Малыш Мартин молча, одну за другой опусто-шал кружки. Вот устроить бы им состязание со свя-тым отцом — еще неизвестно, кто выиграет, прикиды-вал Алькад лениво. Было ему весело и пьяно.

— Но ежели родители спохватятся вовремя, и хоть побоятся обратиться за помощью к церкви, но повесят на шею дитю-оборотню, пока не вошел тот в полную силу (а еще лучше — в самой колыбели), обе-рег с серебра да с освященных в семи водах и семи огнях камней со святой горы великомученика Матвея Медвежьего… то сила оборотня будет скована тем ожерельем, точно капканом. И пока не снимется то ожерелье, оборотень и сам может не знать о своем проклятии…

Он бубнил и бубнил и не видел, как начал при-слушиваться к его бормотанью Бено, как вспыхнули волчьим огнем глаза подавшегося через стол Джера. Джер начал подыматься, и раньше его вскочил оше-ломленный южанин, и Бено растерянно тер лоб ши-рокой ладонью. А в прояснившихся покрасневших глазах капитана мелькнуло понимание — и мука…

— Ну что, Бено, Бено-ловкач, — сказал Джер, и белые зубы его сверкнули не в усмешке — в оскале, — повезло тебе сегодня! Ты поймал великого оборот-ня! Оборотня из оборотней!

Дверь выбивать не пришлось — Кидж-Кайя вооб-ще никогда не запиралась. Когда в ее комнату вва-лилась возбужденные солдаты, она рывком села на постели: сбитые простыни, сонное, чуть опухшее лицо, на котором недоумение сменялось понимани-ем… Осторожно положила рядом с собой меч, кото-рый выхватила привычно из висящей на спинке кро-вати перевязи.

И улыбнулась — как всегда кривовато.

Солдаты стояли у двери, не зная, что и как ска-зать или сделать, а Кидж-Кайя, мастер-скрад, Ловец оборотней, Великий Оборотень, сидела на кровати, сложив на голых коленях сильные руки, и молча ждала.

— Свят-свят-свят… — бормотал не протрезвевший Пафнутий, и непонятно было, что он имеет в виду: то ли колдовское ожерелье, то ли неприкрытую на-готу женскую.

Кидж-Кайя поймала взгляд капитана и улыбну-лась криво:

— Извини.

Малыш Мартин опустил глаза. Буркнул-скомандовал священнику выйти — снаружи дверь мо-литвой подпирать. Кидж-Кайя медленно и гибко под-нялась. Усмехнулась, заметив некоторое шевеление среди стражников. Непринужденно прошла от крова-ти к окну, вспрыгнула в проем. Встала, поглядывая то на них, то на светлеющее небо.

— Ну что, Бено, — спросила с хрипловатой на-смешкой, — станешь теперь первым Ловцом в округе, а? Какая слава, Бено, какая слава! Помнишь, когда следует брать оборотня? Заговоренной сетью — и в клетку, Бено, в клетку, пока он еще слаб и бессилен. А я уже проснулась…

— Все равно ты не сможешь уйти, — сорвавшийся голос прозвучал как-то неубедительно даже для него самого, и Бено откашлялся.

Она кивнула.

— Конечно, Бено, куда ж я теперь пойду…

Повернула голову и открыто улыбнулась горя-щим глазам лесника.

— Ну что, Джер, Джеро-волчонок, Джер-волк… Ты ведь пришел в город убить меня? Тебе это удалось. Счастлив?

Он с великим усилием опустил ресницы и сказал — так тихо, что услышала лишь Кидж-Кайя да стояв-ший рядом капитан:

— Ты не знаешь, что это такое — когда на твой зов всегда приходят волки. Просто волки. Только волки.

Кидж-Кайя с мгновение смотрела на него свер-ху, потом кивнула:

— Зато ты не знаешь, какая мука — не быть тем, кем ты можешь стать.

Ее взгляд скользнул по Бено, по глядящему в пол капитану. Остановился на серьезном — впервые она видела его таким серьезным! — Алькаде Бен-Али. Кидж-Кайя улыбнулась ему с неожиданной симпати-ей.

— Не ищи ее, парень. Ее просто нет. Давно нет.

— Что? Чего нет? — спросил Алькад испуганно.

— Земли оборотней. Там теперь лишь море и не-бо. Иначе почему бы мы оставались здесь?

Она помолчала и сказала — сразу всем:

— И знаете, я — рада.

Восток светлел. Кидж-Кайя повернула голову, профиль и тело обрисовало тонкой золотой линией. Руки ее, привычно поглаживающие гайтан, сомкну-лись, напряглись…

— Не давайте ей! — завопил Бено, кидаясь впе-ред, но Малыш Мартин схватил, смял его медвежьей хваткой. Кидж-Кайя благодарно кивнула капитану. Ссыпала с ладони за окно порванные звенья. По-терла шею со следами десятилетних отметин и вновь повернулась навстречу солнцу.

— Да не давайте же ей!.. — простонал Бено.

Но Кидж-Кайя уже шагнула вперед — так просто, будто вышла в другую комнату. С мгновение все стояли неподвижно, потом кинулись к окну, сталки-ваясь и мешая.

…Конечно, она разбилась. Она падала — так не-выносимо медленно и так бесконечно быстро. И ру-ки, распахнутые крыльями, не могли задержать это падение, потому что не были и не могли превратить-ся в крылья настоящие, и ветер не свистел, а ревел в ушах, пропуская сквозь себя изогнутое, стремя-щееся ввысь тело… и следом летел вой — тоскливый вой волка, так и не дождавшейся своей подруги… А потом она упала и подпрыгнула на камнях — как мя-чик, как упущенный детьми мячик.

…Конечно, она не разбилась. Молодые, силь-ные, пусть и неопытные крылья подхватили ее в воздухе, и вскоре над жадными, так и не дождавши-мися жертвы камнями, над морем, над пеной, пари-ла большая белая птица, ловящая на крыло порывы Северного ветра. Она сделала круг, взлетая все выше, пока не поднялась на уровень окна — крикнула (как показалось Алькаду Бен-Али — что-то насмешли-вое и непристойное) — и полетела в море, навстречу ветру с севера, туда, где за туманами скрывается бессмертная волшебная страна…