"Жозеф Кессель. Дневная красавица " - читать интересную книгу автора

болезненно-сиреневый оттенок ногти. Когда Пьер что-то говорил ей, она не
отвечала. Любовь мужа была ничем по сравнению с той любовью, которую она
испытывала к своему собственному телу. Оно было таким драгоценным, таким
огромным и обильным! Северине казалось, что она явственно различает нежный
ропот питающей его крови. И она сладострастно прислушивалась к тому, как с
каждым днем прибывают ее силы.
Иногда по выражению ее замкнутого, словно хранящего тайну лица можно
было догадаться о каких-то странных видениях, теснящихся у нее в сознании.
Если в такие минуты Пьер заговаривал с ней, Северина отвечала ему взглядом,
наполненным одновременно и нетерпением, и негой, и смятением.
Когда ей казалось, что она уловила в том или ином жесте мужа что-то
похожее на желание, ею тут же овладевало чувство протеста и отвращения.
А Пьер в такие мгновения любовался лицом Северины. От перенесенной
болезни она так похудела, что стала походить на хрупкого подростка. И из-за
этого казалась воплощением юности и целомудрия.
Силы быстро вернулись к Северине, но это не доставило ей радости. По
мере того как горячка оставляла ее тело, улетучивалась и появившаяся вместе
с болезнью какая-то неопределенная, неведомая ей ранее чувственность. На
ноги Северина встала с ощущением неуверенности в себе. Она бродила из
комнаты в комнату, как бы пытаясь вновь научиться жизни.
Все в квартире, включая кабинет Пьера, Северина обставила по своему
вкусу. До болезни она любила следить за порядком, созданным ее заботами,
потому что благодаря ему в квартире было просторно и уютно, и еще потому,
что он нес на себе печать ее власти. Конечно, она и сейчас гордилась своим
домом, но эта гордость утратила отныне свою конкретность, обесцветилась.
Теперь вся ее жизнь - легкая, обеспеченная, размеренная - показалась ей
однообразной. Родители, которых она видела гораздо реже, чем гувернанток,
годы пансиона в Англии, заполненные спортом и дисциплиной... Да, конечно, у
нее есть Пьер, собственно, кроме него, у нее вообще никого нет... Мысленно
представляя себе столь милое ей лицо мужа, Северина мягко улыбалась, но
дальше в своих мечтаниях не шла. Однако в ней сохранилось еще какое-то
ожидание, смутное, упорное, властное, незаметно обходившее стороной образ
Пьера, скользившее за образуемую им неосязаемую массу к незнакомому
горизонту, ожидание, которое тревожило ее и которое ей никак не хотелось
признавать.
"Вот сыграю несколько раз в теннис, и все уладится", - говорила она
себе, словно отвечая на какой-то невысказанный упрек.
Так думал и Пьер, когда видел ее задумчивой, апатичной.
Во время этого странного выздоровления был один день, который показался
Северине более ярким, чем все остальные, - когда она впервые получила цветы
от Юссона. Прочтя вложенную в букет записку, она сначала ощутила что-то
похожее на потрясение. Она успела уже забыть о существовании этого человека,
а вот теперь у нее было такое ощущение, словно она ждала, чтобы это имя
вновь зазвучало в ее жизни. До самого вечера она думала о нем со смешанным
чувством тревоги и неприязни. Но это нервозное замешательство настолько
соответствовало ее состоянию и настроению, что оно переросло у нее в
какое-то щемящее удовольствие.
За первым букетом последовали другие.
"Ведь он же видел, что я терпеть его не могу, - подумала Северина. - Я
не благодарю его и Пьеру тоже запретила делать это. А он все продолжает..."