"Жозеф Кессель. Армия теней " - читать интересную книгу автора

окинул взглядом весь лагерь. Это было ровное, поросшее травой плато,
окруженное неровностями обычного необитаемого ландшафта. Дождик все еще
моросил с низкого неба. Приближался вечер. Уже зажглись прожекторы, ярко
освещавшие ряды колючей проволоки и патрульную дорожку между ними. Но
строения на другой стороне от плато оставались темными. Жербье направился в
одно из самых маленьких из них.

IV

В камере было пять красных старых роб.
Полковник, аптекарь и коммивояжер сидели, скрестив ноги у двери, и
играли в домино кусочками картона на дне перевернутого котелка. Два других
заключенных сидели в дальнем углу камеры, негромко переговариваясь.
Армель растянулся на своей соломенной постели, завернутый в одно лишь
одеяло, полагавшееся заключенным. Легрэн накинул поверх него еще свое
одеяло, но оно не спасало Армеля от дрожи. Он, похоже, потерял много крови
за этот день. Его светлые волосы слиплись от лихорадочного пота. Его
бесплотное лицо несло на себе выражение не слишком выделявшейся, но
неизменной мягкости.
- Я заверяю тебя, Роже, я заверяю, что если бы только у тебя была вера,
ты уже не был бы несчастлив оттого, что ты больше не можешь принимать
участие в восстании, - шептал Армель.
- Но я хочу, я хочу, - сказал Легрэн.
Он сжал тонкие кулаки, и своего рода хрип вырвался из его больной
груди. Он сердито заключил:
"Когда ты попал сюда, тебе было двадцать лет, а мне семнадцать. Мы были
здоровы, мы не сделали никому ничего плохого, все, что мы хотели - чтобы нас
оставили в покое. Посмотри на нас сегодня. И на все, что происходит вокруг
нас. Я уже даже не понимаю, что что-то существует, и что Бог есть".
Армель закрыл глаза. Его черты казались скрытыми внутренними мучениями
и наступающей темнотой.
- Только с Богом можно все постичь, - ответил он.
Армель и Легрэн были среди первых заключенных лагеря. И у Легрэна во
всем мире не было иного друга. Он сделал бы все, лишь бы вернуть жизнь в это
бескровное ангельское лицо. Оно внушало ему нежность и жалость - последнее,
что связывало его с человечеством. Но в нем было еще другое, сильное и
неподатливое чувство, которое не давало ему присоединиться к мольбам,
которые бормотал Армель.
- Я не могу верить в Бога, - сказал он. - Это слишком удобно для этих
сукиных детей - заплатить за все в следующей жизни. Я хочу видеть правосудие
на земле. Я хочу...
Движение двери заставило Легрэна замолчать. В камеру вошла новая
красная роба.
- Меня зовут Филипп Жербье, - представился новичок.
Полковник Жарре дю Плесси, аптекарь Обер и коммивояжер Октав Боннафу
представились по очереди.
- Я не знаю, месье, почему вы здесь, - сказал полковник.
- Я тоже не знаю, ответил Жербье со своей полуулыбкой.
- Но я хочу сразу сказать вам, за что интернировали меня, - продолжал
полковник. - Я сделал громкое заявление, в кафе, что адмирал Дарлан{1}