"Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне" - читать интересную книгу автора (Раззаков Федор)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ ОТ ЛЕНИНА ДО МАХНО

9 июня Высоцкий был занят в спектаклях «Павшие и живые» и «Антимиры», 14-го — в «Антимирах» и «Десяти днях, которые потрясли мир».

Утром 21 июня Высоцкий сыграл в «Павших и живых», после чего от души поздравил своего коллегу по театру Валерия Золотухина с 29-м днем рождения. В качестве подарка преподнес ему модную синтетическую рубашку светло-шоколадного цвета. Именинник подарком был растроган и тут же надел рубашку. Ровно год назад тот же Высоцкий подарил ему брюки, которые в этот день тоже были на нем — в итоге Золотухин получился весь в «Высоцком».

26 июня Высоцкий приходит на день рождения к своему отцу Семену Владимировичу, где дает импровизированный концерт.

28 июня в родном театре Высоцкий почти два часа корпел над анкетой, которую ему вручил монтировщик декораций «Таганки» Анатолий Меньшиков. Идея с анкетой пришла к последнему случайно — после того, как он прочел в «Юности» дамский альбомчик дочери Карла Маркса, Женни. В течение нескольких недель Меньшиков подсовывал свое изобретение нескольким актерам (Смехову, Золотухину, Филатову), но Высоцкому показать ее опасался — думал, что тому все эти «дамские» вопросы покажутся дебильными (среди последних значились: «любимый фильм», «любимая песня», «идеал мужчины», «идеал женщины», «человек, которого ты ненавидишь», «каким человеком ты считаешь себя» и т. д.). А оказалось, что все это время Высоцкий с интересом наблюдал за тем, как его партнеры старательно заполняют анкету, и ждал, когда же дойдет очередь и до него. И дождался.

В тот вечер на «Таганке» шли два спектакля с участием Высоцкого: «Павшие и живые» и «Добрый человек из Сезуана». Во время короткой паузы в первом спектакле Меньшиков и вручил Высоцкому анкету. Далее послушаем рассказ самого монтировщика:

«К моему большому удивлению, он очень обрадовался и сразу же (около 19 часов) уселся и углубился в раздумья. Я зашел в его гримерку после „Павших“ и заглянул через плечо — как „идет процесс“. Володя по-школьному, ладошкой прикрыл написанное и сказал, что подглядывать неприлично. Я же, к своему ужасу, успел заметить, что он ответил только на первые два-три вопроса. Провякав что-то типа „сачкуешь, Володь“, побежал делать перестановку на „Антимиры“. Около 22 часов я забежал к нему снова. За прошедший час дело продвинулось на два вопроса. На мое недоумение Высоцкий мягко огрызнулся и заверил, что скоро закончит. Он появлялся на сцене только в своих картинах, рискованно игнорируя „массовки“ и используя каждую свободную минуту на общение с анкетой. После спектакля я пришел за анкетой, но Володя едва осилил половину вопросов. „Ну и задачку ты мне задал. Легче два спектакля отыграть“.

Мы разобрали декорации «Антимиров», я пришел к нему снова, еще минут пятнадцать «постоял над душой» и наконец получил желаемое. «Только никому не показывай», — сказал Высоцкий. Я пообещал и, обняв в вечер ставшую исторической книгу, поехал домой. Дома, уже глубокой ночью, я трепетно раскрыл страницы, исписанные мелким понятным почерком своего кумира, прочел и впал в отчаянье, смешанное с обидой. Другие актеры отвечали остроумно, заковыристо и философично — Годар, Трюффо, Войнович… (крамольные тогда имена), выражали сложные, умные и революционные мысли, а ВЫСОЦКИЙ (!) за столько часов раздумий назвал любимыми общепринятых Чаплина, Куинджи, Родена, Шопена и патриотический шлягер «Вставай, страна огромная»… Это было за рамками моего «прогрессивно-диссидентского» и подлинно таганского отношения к интеллектуальным ценностям…»

Отметим, что Высоцкий потряс не только этим. Как уже говорилось выше, в графе «Самая замечательная историческая личность» он вывел имена вождя мирового пролетариата, основателя советского государства В. Ленина и итальянского революционера XIX века Д. Гарибальди. Можете себе представить смятение автора анкеты, если он сам называет свои тогдашние взгляды «прогрессивно-диссидентскими». Кстати, это смятение до сих пор испытывают многие высоцковеды — приверженецы точно таких же взглядов — и пытаются их по-разному оправдать. Тот же Я. Корман по этому поводу выдвигает следующую версию:

«Ответ „Ленин, Гарибальди“ был, по выражению Евгения Аграновича, „посланием наверх“, заявлением в Компетентные Органы: мол, смотрите, никакой я не антисоветчик, а обыкновенный советский человек, и не надо меня глушить и зажимать со всех сторон… Точнее, это даже не „послание“, а крик отчаяния… Он понимал, что эта, вроде бы неофициальная, анкета рано или поздно попадет в высокие инстанции. На это, вероятно, он и рассчитывал…»

Однако эта версия явно притянута за уши. Ведь именно в том же 70-м Высоцкий написал песню «Переворот в мозгах…» и активно ее исполнял на «квартирниках» (например, за три недели до заполнения анкеты). Естественно, что эта песня также не могла остаться без внимания компетентных органов (они могли либо услышать ее на магнитофонной кассете, либо в сообщениях своих стукачей, которых подле Высоцкого всегда было много). Таким образом мог возникнуть невольный вопрос: где Высоцкий говорит правду — в песне или в анкете? И мне кажется, чашу весов однозначно перетянула бы песня из 11 куплетов, а не скупая строчка в анкете.

Тот же Я. Корман упоминает еще один случай, связанный с анкетой, заполненной рукой Высоцкого, где речь шла о Ленине. Это случится в самом конце 70-х, когда Высоцкий уже познакомился с золотодобытчиком Вадимом Тумановым (о нем подробный рассказ еще пойдет впереди). Они в тот день пришли к Высоцкому домой, и тот, возбужденный каким-то неприятным событием, предложил гостю написать список людей, им обоим, мягко говоря, несимпатичных (то есть мерзавцев). В итоге у Высоцкого на первом месте оказался Ленин, а у Туманова — Гитлер.

Вполне вероятно, что свою лепту в это неприятие Высоцким Ленина могла внести и Марина Влади. Как мы помним, она хоть и была коммунисткой, однако свое вступление в ФКП называла «флиртом». То есть вступила она туда не по убеждению, а исключительно из меркантильных соображений — дабы легче было продвигать свою карьеру в СССР, куда ее начали приглашать не ради проформы, а именно работать. На самом деле по своим убеждениям Влади никогда коммунисткой не была, а даже наоборот, поскольку ее родители были из дворян и в свое время вынуждены были бежать из России. Так что, общаясь с Высоцким, Влади вполне могла влиять и на его политические воззрения. Например, посредством антисоветских книг, которые она имела возможность доставать в Париже через эмигрантские круги и не только держать у себя дома, но и, как член ФКП и вице-президент общества «Франция — СССР», безбоязненно привозить в Москву в своем не досматриваемом на таможне багаже. С помощью этих книг наш герой мог восполнять те пробелы, которые имелись у него по части знаний не советской, а именно антисоветской истории.

29 июня Высоцкий играет в «Десяти днях, которые потрясли мир». 1 июля он занят сразу в двух представлениях: «Павшие и живые» и «Антимиры», 2-го — в них же.

3 июля Высоцкий дает очередной домашний концерт — у В. Савича.

В эти же дни получила свое дальнейшее развитие история с анкетой Анатолия Меньшикова. Как мы помним, ответы, которые дал в ней Высоцкий, автора анкеты не удовлетворили, о чем он, при первой же встрече с актером, честно ему и сказал. Особенно Меньшиков напирал на графу «любимая песня», где рукой Высоцкого было выведено — «Вставай, страна огромная». Меньшиков блажил: «Ты сам пишешь такие классные песни, а написал эту патриотическую, советскую, трескучую, хоровую…» На что Высоцкий ответил: «Когда у тебя, сынок, по шкуре мурашки пробегут от этой песни, ты поймешь, что я прав». И ушел, явно оскорбленный.

Чтобы закончить эту тему, назову еще несколько ответов Высоцкого, фигурировавших в той анкете: «Любимый писатель» — Михаил Булгаков: «Идеал мужчины» — Марлон Брандо: «Чего ты хочешь добиться в жизни» — Чтобы помнили, чтобы везде пускали: «Какое событие для тебя стало бы трагедией?» — Потеря голоса: «Твоя мечта» — О лучшей жизни, «Хочешь ли ты быть великим и почему?» — Хочу и буду. Почему? Ну, уж это, знаете…»

Здесь обратим внимание на слова Высоцкого о лучшей жизни. Вроде бы многого он к тому времени добился: стал безумно знаменитым, женился на мировой звезде, играет в одном из самых престижных и раскрученных столичных театров, снимается в кино, пишет песни, востребованные народом. Чего, казалось бы, человеку еще не хватает? Может быть, поездок за границу? Самое интересное, но когда вскоре и этот пробел в его биографии будет устранен, Высоцкий и тогда не обретет подлинного счастья. Потому что, как уже говорилось, внутренне относился к числу несчастливых людей. Состояние несчастья для них — своеобразный допинг, помогающий постоянно находиться в нужном тонусе и максимально эффективно использовать свой талант.

13 июля ЦТ порадовало зрителей очередным фильмом с участием Владимира Высоцкого: и вновь это была комедия «Стряпуха», которую крутят по «ящику» чаще других «высоцких» фильмов. Видимо, у кого-то из высоких руководителей к этой ленте стойкая симпатия. Хотя сам Высоцкий был о ней невысокого мнения и вспоминать о своей работе в этом фильме не любил.

В конце июля Высоцкий гостил на Чегете. Жил он в гостинице «Иткол», которую хорошо помнил еще по съемкам в фильме «Вертикаль» в 66-м году. В эти же дни в эти края угораздило приехать и горнолыжника из ленинградского «Спартака» Анатолия Смирнова, который оставил о тех днях следующие воспоминания:

«Однажды поздно вечером я обнаружил, что остался без сигарет, вышел в коридор и попросил какого-то паренька закурить. Паренек впоследствии оказался Владимиром Высоцким, о чем я в данную минуту не подозревал. Он сказал, что сигареты у него в номере, мы зашли туда, и он дал мне пачку „Мальборо“…

Дальнейшее знакомство с Володей у меня развивалось, увы, по питейной части. Я в ту пору жизни проходил не через самую светлую полосу… Похоже, и он тоже. Короче говоря, мы с ним довольно часто заходили друг к другу в гости и совместно (то есть вдвоем) выпивали. Выпивали по-крупному: от литра на брата и более. Из совместных увеселений, сопровождающих наши встречи, помню чтение монолога Хлопуши в номере у Володи. Читал он также стихи, рекламирующие какое-то мыло, — которые только что, по его словам, написал. Читал стихотворные экспромты, посвященные Ирине (девушка Смирнова. — Ф. Р.) — она была очень красивой женщиной. Однажды пропел почти целую ночь в номере для нас двоих. Потрясающе пел: и не только свои песни, но и Вертинского, и блатной фольклор.

На вторую ночь, когда он запел, уже начал собираться народ. Потом Володя еще одну ночь пел в номере у Залиханова, местного аксакала, которого он знал еще со съемок «Вертикали»…

Ходили мы с Володей однажды вечером в поселок Терскол — звонить в Москву. Страшно он себя вел. Метался в телефонной будке и кричал в трубку:

— Приезжай немедленно! Я люблю тебя!..»

Интересно, кого именно наш герой просил приехать на Чегет: Марину Влади или Татьяну Иваненко? Судя по всему, последнюю, поскольку Влади тогда была в Париже и приехать немедленно в Чегет никак не могла.

В те дни Высоцкий дал несколько концертов в альпинистских лагерях «Баксан», «Эльбрус» и «Шхельда». В «Баксане» он выступал поздно вечером (22.30) в среду 29 июля и, по воспоминаниям очевидцев, пребывал не в самом лучшем расположении духа. Вот как описывает этот концерт И. Роговой:

«Концерт проходил вечером, примерно в 22.30. Билет стоил 1 рубль. Присутствовало 100–150 человек альпинистов и гостей из прилегающих мест отдыха. Афиш не было. Но за несколько дней до выступления по ущелью ходили слухи, что Высоцкий — в ущелье, живет в „Итколе“, выступал уже в а/л „Шхельда“, причем в сильном подпитии…

Альплагерь «Баксан» находится в верховьях Баксанского ущелья (Кабардино-Балкарская АССР, Эльбрусский район), в двух-трех километрах от гостиницы «Иткол». Принадлежал в то время Украине, откуда и была основная масса альпинистов. О популярности Высоцкого в это время говорить излишне, точнее, о популярности песен: про автора мало что знали.

Клубом служил одноэтажный деревянный дом размером 15 на 8 метров. Сцены как таковой не было, помнится, на месте сцены было возвышение сантиметров двадцати над уровнем пола.

Концерт предполагалось провести «после ужина» (ужин летом — с 20 до 21 ч.). Ожидали довольно долго, сомневались, приедет ли. Особой давки не наблюдалось: большинство своих были на выходах, а часть возможных гостей отсутствовала по причине неопределенности ситуации.

К лагерю подходит ответвление от шоссе Минводы — Терскол, легковые машины въезжают без труда. Высоцкого привезли в автомобиле, но момент его прибытия я пропустил: лежал до последней минуты, будучи больным…

В зале я сидел в первых рядах, в четырех-пяти метрах от Высоцкого. Видно и слышно было идеально. Микрофоном он не пользовался. Вышел в красной рубашке, раскрасневшийся и какой-то взъерошенный. Публика притихла. Большая часть, я уверен, видела его впервые и затаилась, рассматривая и впитывая. Видимо, что-то в этом Высоцкому не понравилось, и он произнес примерно следующее: «Что вы так на меня смотрите? А то ведь я, как Маяковский, могу…» — и с этими словами, сунув пальцы в рот, свистнул со страшной силой. Народ затих окончательно.

Концерт оказался очень коротким — пять-шесть песен, не более. Словесных «прокладок» почти не было, и держался Высоцкий неприступно сурово, контактов с залом не устанавливал. Должен заметить, что мысль, будто он выступает, находясь в подпитии, лично у меня не возникала. Хотя потом говорили всякое.

Выступление началось песней «Ты идешь по кромке ледника…». Перед ней автор сказал несколько слов о недавно погибшем Мише Хергиани и посвятил эту песню ему. Потом, кажется, спросил у зрителей, что они хотели бы послушать. Кто-то назвал «Песню о друге» из «Вертикали». Высоцкий охотно согласился, но попросил зал ему подпеть. Что и было сделано, хотя и довольно несмело.

Из последующих песен отчетливо помню «А люди все стояли роптали…». Спел он ее в трех куплетах («иностранцы», «делегаты», «депутаты») с большой речетативной импровизацией в последнем:

Больше песен не помню. Может, были еще две-три, а может, и нет. Закончилось выступление совершенно неожиданно для слушателей. Высоцкий сказал: «Что-то у меня сегодня с голосом. Лучше вы меня поспрашивайте — о театре или о чем хотите, — я вам расскажу», — сел на стул и стал глядеть в зал, ожидая вопросов.

Аудитория молчала. Не была готова к такому повороту. Кроме того, как я говорил, подавляющее большинство ничего не знало о его работе в театре. В общем, около минуты сидели молча, после чего Высоцкий поднялся, заявил: «Ну, тогда до свидания», — и быстро ушел. Озадаченные зрители постепенно разошлись.

После концерта администрация лагеря дала дружеский ужин в честь гостя. Я присутствовать не смог и дальнейший ход событий могу восстановить только по рассказам. На ужине из известных мне людей были начальник лагеря Атакуев, нач. учебной части Виктор Овчаров из Киева и врач-стоматолог Илья Лурье, тоже киевлянин, — он-то и был организатором всего мероприятия. Присутствовали также спутники Высоцкого, точнее, свита. Пили, пели до рассвета. Говорят, что Высоцкий при отъезде отказался садиться в салон «Волги» и его каким-то манером укрепили на капоте, в таком виде и выехали из лагеря…»

В те дни когда Высоцкий был в отъезде, в Москве состоялась премьера легендарного мультфильма «Ну, погоди!» (выпуск № 1), который родился с легкой руки режиссера Вячеслава Котеночкина и трех сценаристов: Феликса Камова, Александра Курляндского и Александра Хайта. Мало кто знает, но первоначально озвучивать роль Волка Котеночкин хотел пригласить Владимира Высоцкого. Однако высокое начальство наложило на эту кандидатуру табу, и роль была доверена Анатолию Папанову. И все же Высоцкого Котеночкин в картину все равно вставил: его «Песню о друге» насвистывает Волк, забираясь по веревке к Зайцу на балкон. Видимо, насвистывает именно эту песню не случайно: озвучание мультика происходило вскоре после появления на свет журнала «Советская музыка» (№ 3 за 1969 год), где была напечатана речь композитора Д. Кабалевского на съезде композиторов СССР и где он весьма нелицеприятно отзывался об этом произведении Высоцкого: дескать, оно сбивает с правильного пути молодежь.

Тогда же свет увидел новый радиоспектакль с участием Высоцкого — «Богатырь монгольских степей» режиссера Ф. Бермана. Как и в предыдущем радиоспектакле — «Моя знакомая» (1969) — здесь у Высоцкого снова главная роль — это был… основатель коммунистической партии Монголии Сухэ-Батор. Судя по всему, взяться за эту работу Высоцкого вынудило только одно — острая нужда в деньгах.

В этом же году, но чуть позже, Высоцкий озвучит на радио еще одну роль — Адама Кукхофа в радиопостановке «Альта» — пароль срочного вызова» режиссера В. Иванова (по пьесе Т. Фетисова и С. Демкина «Красная капелла»).

В середине августа в Москву приехала бывшая (первая) жена Высоцкого Иза Жукова. Она работала на Украине в одном из театров, а в столицу ее привела служебная необходимость. Попутно она также хотела переговорить с Высоцким относительно судьбы своего нынешнего мужа — тот тоже был актером, но в данный момент сидел без работы. Весть о том, что в город приехала его бывшая жена, застала Высоцкого врасплох: он находился у себя дома, на улице Телевидения, 11, вместе с матерью Ниной Максимовной и другом — сценаристом Давидом Карапетяном. Иза позвонила ему по телефону и попросила разрешения приехать. Высоцкий ее принял.

Встреча была короткой — длилась минут 10–15 — и произвела на присутствующих не самые приятные впечатления. Бывшие супруги переговорили о своих делах в соседней комнате, поле чего Жукова покинула дом. Как вспоминает Д. Карапетян, он никогда еще не видел Высоцкого таким раздраженным. Высоцкий клокотал: «Черт-те что! Пришла просить за своего парня. Устроить на работу. Что же это за мужик такой, который согласен на помощь бывшего мужа своей бабы?!» Друг попытался возразить: дескать, откуда ты знаешь, что он в курсе? Но Высоцкий только отмахнулся: «Все он знает. Она же наверняка с ним приехала. Небось дожидается внизу…» Как пишет далее Д. Карапетян:

«Странное впечатление осталось у меня от этой мимолетной сцены. Как часто Володя помогал людям случайным, зачастую вовсе этого не заслуживающим. Здесь же — родная жена (пусть бывшая), юные годы, общие воспоминания. Даже мои азиатские мозги отторгали этот странный максимализм в духе Синей Бороды».

Как выскажется в одном из своих интервью тот же Карапетян: когда Высоцкий был пьяным — в нем оживал щедрый русский, когда трезвый — рациональный еврей. Видимо, описанный случай из этого же ряда.

Тем временем Высоцкий надумал съездить на несколько дней в Донецк, где ему пообещали за выступление на тамошней студии звукозаписи заплатить приличные деньги (незадолго до этого у него побывал эмиссар из шахтерской столицы). Однако ехать одному было несподручно, и Высоцкий подрядил на это дело все того же Давида Карапетяна. Тот с радостью согласился составить другу компанию, поскольку давно мечтал написать сценарий о Несторе Махно и собирал любые материалы о нем. А от Донецка до бывшей ставки атамана в Гуляйполе было, как говорится, рукой подать. Кстати, в планах Карапетяна было предложить роль Махно именно Высоцкому, о чем тот знал и был в общем-то согласен, поскольку его самого давно привлекала фигура этого крестьянского вожака, разошедшегося во взглядах на социализм с Советской властью и ставшего в итоге ее лютым врагом. Другое дело, вряд ли Высоцкий верил, что а) такое кино вообще возможно снять в СССР и б) что его утвердят на эту роль.

21 августа Высоцкий пришел в дом Карапетяна на Ленинском проспекте, чтобы провести там последнюю ночь перед отъездом. Было решено взять с собой два джинсовых мешка, чтобы вернуться не с пустыми руками — приятели задумали привезти с Украины тамошних яблок для своих детей. Рано утром они сели в карапетяновский «Москвич» в экспортном исполнении (у него было четыре фары) и тронулись в путь. Правда, была одна загвоздка: автомобиль был оформлен на жену Карапетяна, француженку Мишель Кан, поэтому номера на нем были не обычные — с белыми цифрами на черном фоне, — а белые с черными цифрами, как у всех иностранцев. С такими номерами выезжать за пределы Московской кольцевой дорги без специального разрешения ГАИ было категорически запрещено. Решели действовать внаглую: проскочить пост ГАИ рано утром, когда тамошние обитатели еще не проснулись. Трюк удался. Первую остановку сделали в Обояни, где перекусили в какой-то придорожной столовке. А ночевали уже в Харькове: в центральной гостинице на площади Дзержинского. Далее послушаем рассказ самого Д. Карапетяна:

«На ужине в ресторане к нашему столу подсели какие-то подвыпившие альпинисты, с которыми Володя был необычайно сух. Помню, они рассказывали историю гибели молодой альпинистки, видимо, ища у него сочувствия. Заметив его сдержанность, извинились и отошли. Меня удивила такая демонстративная холодность, и на мой вопрос Володя раздраженно ответил:

— Они поддатые, а я трезвый — какой может быть разговор?

Потом мы обнаружили, что у машины село колесо, нужно искать новое. В те времена достать колесо с камерой было непросто, но какой-то харьковчанин, увидев нас в автомагазине, предложил по госцене собственную запаску. Заехали к нему домой, и он сам ее поставил — такой чисто дружеский жест. Володя очень обрадовался: «Наверняка он узнал меня».

В Донецк приехали пополудни 22 августа. На въезде в город нас остановили местные гаишники, поинтересовались, почему это у нас белые номера, попросили документы. Володя отшутился:

— Черные кончились — вот нам и дали белые.

И они нам поверили…»

В Донецке путешественники первым делом отправились к тому человеку, который приезжал к Высоцкому как эмиссар со студии звукозаписи. Но вышел форменный облом: человека на месте не оказалось и никто из соседей не мог точно сказать, когда он объявится. А времени, чтобы ждать его сутки напролет у москвичей не было. В раздумьях, что делать дальше, друзья остановились рядом с Оперным театром. И тут к ним подходит молодой человек, который оказывается актером Волгоградского драмтеатра и был шапочно знаком с Высоцким. Он предлагает переночевать в его квартире, которую ему выделили на время гастролей. Вечером того же дня Высоцкий сходил на главпочтамт и отправил большое письмо Марине Влади.

Воскресным утром 23 августа Высоцкий и Карапетян отправились на своем «Москвиче» в бывшую Махновию, то бишь в Запорожье. Причем Высоцкий, обожающий быструю езду, только и делает, что подначивает своего приятеля: «Жми! Быстрее! Обгоняй!» В какой-то момент силы Карапетяна иссякли, и тогда Высоцкий сам взгромоздился на его место и пустил «железного коня» в еще больший галоп. Карапетян же принялся во все горло декламировать стихи Беллы Ахмадулиной. Причем выбрал те, что, как нельзя лучше, подходили к данной ситуации:

И как накаркал. Едва он упомянул про гибель, как Высоцкий на очередном повороте не справился с управлением и «Москвич», вылетев в кювет, кубарем покатился вниз. К счастью, овраг оказался не таким уж глубоким и машина, перевернувшись всего один раз, встала на колеса и замерла. Оба пассажира отделались всего лишь легкими ушибами. Зато «Москвичу» досталось: был основательно помят кузов, поврежден мотор. Однако одну из этих неисправностей удалось исправить тут же, на месте. Причем, сделали это совершенно посторонние люди — трое парней, которые стали невольными свидетелями аварии и теперь примчались, чтобы вытаскивать из салона трупы. Каково же было их удивление, когда они увидели живых и невредимых пассажиров. Вот тогда один из парней и предложил всего лишь за трешку, то бишь за три рубля, выправить машину. Он улегся на заднее сиденье и мощными ударами гигантских ступней за каких-нибудь пять минут привел в надлежащий вид кузов. Видимо, не впервой занимался такой «правкой».

Между тем из трех парней не все оказались столь доброжелательно настроенными по отношению к гостям. Например, один из них, после того как его приятель выправил кузов, внезапно выхватил из замка зажигания ключи и припустился с ними бежать в сторону ближайшей деревни. Путешественники оторопели от такой наглости, а оставшиеся парни объяснили, чем вызван столь нехороший выпад их приятеля. Оказывается, таким образом он мстил горожанам за то, что когда-то донецкая милиция оштрафовала его на крупную сумму. Первым опомнился Высоцкий, который бросился в погоню за похитителем. Карапетян вынужден был остаться возле машины, но он отрядил в помощь другу обоих парней, раскрыв предварительно инкогнито своего приятеля. Узнав, что их друг похитил ключи у самого Высоцкого, парни чуть ли не вприпрыжку бросились ему на помощь. Естественно, похититель был найден и ключи вернулись к законному хозяину.

После аварии ехать в Гуляйполе было непрактично — надо было починить машину — и путешественники решили вернуться в Донецк. По дороге они подсадили к себе двух попутчиц, которые оказались работницами одной из макеевских шахт («Бутовская-Глубокая»). Карапетян и здесь не преминул раскрыть инкогнито своего друга, но женщины ему не поверили: мол, яки може быть Высоцкий посреди украинской степи. Но потом их все-таки заставили поверить. В итоге одна из женщин — Алла — предложила переночевать в ее доме в Макеевке и отведать настоящего украинского борща с ватрушками.

Утром в понедельник, 24 августа, хозяйка повела гостей на шахту, где работала, и познакомила с председателем профкома: мол, глядите, кого я вам привезла — самого Высоцкого. Председатель поначалу не поверил, но когда Высоцкий предъявил ему свой паспорт, все сомнения разом отпали. Воодушевленный шахтер тут же предложил гостю выступить с концертом перед его подчиненными. Артист согласился, хотя были кое-какие сомнения на счет правомочности такого выступления.

Дело в том, что Высоцкий, отправляясь в путешествие, не помышлял о гастролях, и поэтому у него не было обязательного в таких случаях маршрутного листа, дающего право на выступления. Но председатель его успокоил: мол, в кои-то веки удалось заполучить к себе такого именитого певца — неужто не уладим такой пустяк? И он тут же связался с парткомом шахты, а через него и с городским отделом культуры. Тамошние чиновники без всяких проволочек разрешили столичному гостю выступить перед шахтерами, уходящими в забой, утром следующего дня. А в тот день, 24 августа, Высоцкому разрешили самому спуститься в забой.

На следующий день состоялся его концерт в переполненной нарядной шахты. Как вспоминает Д. Карапетян: «Спел он шахтерам и „Черное золото“, но слушатели прореагировали на нее без восторга. Тогда Володя исполнил несколько легких песен — для бодрости, перед выходом на смену, и расшевелил аудиторию. Помню реакцию на „Поездку в город“ — на слова: „Даешь духи на опохмелку“; помню сильный гул в зале — то ли акустика, то ли шахтеры переговаривались…»

Пока шел концерт, местные умельцы пытались отремонтировать «Москвич» гостей, однако повреждения были слишком серьезными, чтобы управиться с ними за один день. Поэтому было решено выделить москвичам для поездки в Гуляйполе «Волгу» от дирекции шахты.

26 августа путешественники съездили в Гуляйполе, где встретились с двумя племянницами Нестора Махно и провели в разговорах с ними большую часть дня. Затем они вернулись в Макеевку, к той самой женщине, что пустила их к себе на постой. А вечером следующего дня Высоцкий дал еще один концерт, на этот раз в местном Доме культуры. Причем на него сбежался чуть ли не весь шахтерский поселок. Но поскольку ДК был не резиновый и мог вместить в себя примерно около ста счастливчиков, остальным пришлось довольствоваться трансляцией концерта через громкоговорители, установленные на площади.

После концерта на квартиру, где остановились Высоцкий и Карапетян, пришли дети шахтерской элиты, так сказать, тамошняя «золотая молодежь». Узнав, что гости попали в аварию и в дороге поиздержались, они собрали им деньги. Затем Высоцкий спел несколько песен. Правда строго-настрого запретил записывать их на магнитофон. Объяснил, что появились такие умельцы, которые хриплыми голосами горланят матерные песни, а потом распространяют их по стране на лентах, выдавая за песни Высоцкого. А мордуют потом за них его, Владимира Семеновича. Скажем прямо, странная отговорка: ведь эти крамольные записи распространялись по стране без какой-либо привязки к подлинным записям Высоцкого. Дело, видимо, было в другом: Высоцкий просто не хотел, чтобы в Москве его стали мордовать не столько за незапланированные концерты (про них все равно бы узнали), сколько за их записи, которые стали бы распространяться по стране.