"Филип Керр. Мартовские фиалки ("Берни Гюнтер" #1) " - читать интересную книгу автора

одни и те же. Тело, выловленное из канала Ландвер и попавшее туда по милости
Гестапо или штурмовиков. Одинокий самоубийца, найденный в гребной лодке в
Ванзее. Или имя в списке отправленных в концлагерь. Вот почему мне не
понравился этот адвокат, немецкий адвокат.
Поэтому я сказал:
- Послушайте, господин доктор. Как я только что объяснил вашему
человеку, я устал и так много выпил сегодня, что забыл о том, что у меня
есть управляющий в банке, который заботится о моем благосостоянии.
Шем опустил руку в карман пиджака, но я даже не шевельнулся, настолько
уже был вымотан. Однако из кармана он вытащил бумажник.
- Я навел справки и выяснил, что на вас можно положиться. Вы нужны мне
на пару часов, за которые я заплачу вам двести рейхсмарок, что соответствует
вашему заработку за неделю. - Господин доктор положил бумажник на колени и
вытащил оттуда два синих банкнота, сделать это ему было не так-то просто,
поскольку он оказался одноруким. - А потом Ульрих отвезет вас домой.
Я взял деньги.
- Черт возьми! Я ведь собирался лечь в кровать и поспать. Но, кажется,
это придется отложить. - Мне пришлось наклониться, чтобы сесть в машину. -
Поехали, Ульрих.
Ульрих захлопнул мою дверь и занял место шофера. Рядом с ним сел тот
самый молодой человек с пронзительно свежим лицом. Мы двинулись в западном
направлении.
- Куда мы едем? - спросил я.
- Вы все узнаете в свое время, - ответил Шем. - Хотите выпить? А может,
закурить? - Он открыл ящик с напитками, который выглядел так, будто его
достали с затонувшего "Титаника", и предложил коробку с сигаретами: - Это
американские сигареты.
Я закурил, а от напитков отказался: когда тебе ни за что ни про что
отстегивают двести марок, надо иметь свежую голову.
- Не будете ли вы так любезны поднести мне огонек? - попросил Шем,
вставляя сигарету в рот. - Единственное, что мне не удается, это зажигать
спички. Я потерял руку, когда Людендорф бросил нас на штурм Льежской
крепости. А вы были на передовой?
Голос у него был мягкий, и говорил он вежливо, даже вкрадчиво, почти
растягивая слова, но тем не менее в интонации проскользнул отзвук металла, и
я подумал, что такой голос может заставить человека наговорить на себя черт
знает что. С таким голосом можно сделать блестящую карьеру в Гестапо. Я дал
ему прикурить, закурил сам и откинулся на спинку сиденья.
- Да, я был в Турции.
О Боже, сколько людей - и так неожиданно - заинтересовались моим
военным прошлым! Может, мне стоило обратиться с прошением насчет заслуженной
награды, какого-нибудь "Значка ветерана"? Я выглянул в окно и увидел, что мы
приближаемся к Грюневальду - лесному массиву по берегу реки Хафель в
западной части Берлина.
- А в каком чине вас демобилизовали?
- В чине сержанта. - Я почувствовал, что он улыбается.
- А я был майором, - уточнил он с единственной целью поставить меня на
место. - И после войны вы пошли в полицию?
- Нет, не сразу. Какое-то время я состоял на гражданской службе, но она
была нестерпимо однообразной, и в 1922 году я поступил в полицию.