"Исторические байки" - читать интересную книгу автора (Налбандян Карен Эдуардович)

1.Забыть нельзя

Отправляясь в поход, сын великого японского полководца Такэда Сингэна радостно вопит:

– Я иду в бой, я забыл жену и семью.

Папан глупое чадо ловит и устраивает большую головомойку. Кончающуюся последним раскатом:

– …идя в бой, настоящий самурай никак не может забыть ни жену и ни семью, ПОТОМУ ЧТО ОН О НИХ НИКОГДА НЕ ДУМАЕТ!

2. Враг мой

Шестнадцатый век в Японии проходит под знаком увлекательной вражды между Такэда Сингэном и Уэсуги Кэнсин.

Десять лет, каждые два-три года они собирают дружину и идут воевать друг друга. Место встречи изменить нельзя: удобное ровное поле при слиянии рек Сайгава и Тикумагава. А потери, иногда достигающие 72%, это пустяки, дело житейское.

Время от времени в ту же игру пытаются играть и другие. Например, Каванакадзима Ходзё. В порядке санкций против Сингэна переставший поставлять ему соль. Много навоюешь на бессолевой диете?

Узнав об этом, Уэсуги Кэнсин высказывается в том духе, что "Он не джентльмен". И вообще, "Мы спортсмены, а не убийцы". После чего приказывает незамедлительно отправить Сингэну караван с солью – из собственных запасов.

Они бы может встретились ещё много раз, но тут как раз Сингэн отвлекается на замок Нода, принадлежащий небезызвестному Токугаве Иэясу. В замке очень быстро из еды остаётся только сакэ, кое защитники истребляют по принципу "Ни капли врагу". По вечерам осаждённые проводят на замковых стенах концерты для осаждающих.

Приходит как-то Сингэн послушать флейтиста. И получает "маслину промеж подфарников" – никто ведь не хотел сделать ничего пло…

Узнав об этом, Уэсуги Кэнсин погружается в траур по «лучшему из врагов».

3. Как беседовать с гопником

К дзенскому учителю Хакуину является некий самурай и с порога озадачивает вопросом: "Скажи-ка, дядя, а вот что такое рай и что такое ад?"

Хакуин на него смотрит, смотрит… Потом интересуется:

– А ты вообще кто?

– Самурай.

– Солдат, что ли? И кто такое чудо у себя в войске держит? У тебя ж рожа, как у нищего.

Самурай, ясное дело – за меч.

Учитель (радостно):

– А, у него оказывается ещё и заточка есть! Тупая, наверное, как и он сам. Небось и головы мне как следует отрубить не сумеет.

Самурай раскаляется до последнего градуса, начинает махать мечом а ля дон Пампа – с перерубанием потолочных балок и всё такое.

Хакуин смотрит на это, потом бурчит себе под нос:

– Вот так открываются ворота ада.

У самурая немедленно случается просветление, катарсис и всё, что полагается, он отправляет меч в ножны и кланяется, как полагается согласно этикету кланяться сэнсею.

Хакуин смотрит и на это, после чего бурчит:

– А вот так открываются ворота рая.

4. Две стрелы, или из истории Минамото

Императора японского Коноэ мучает кошмар.

Описать кошмар император не может – "То ли тигр, то ли бык, то ли тур". В общем, чуда-юда, простому глазу невидимая.

Император спать не может, государственные дела в упадок приходят.

В конце концов созывают придворных, начинается мозговой штурм – как помочь?

И решают, что нужно вызвать чудо-богатыря, чтобы он чуду-юду завалил. Идея хорошая, а вот где этого чуда богатыря достать?

И тут некий придворный вспоминает, что есть такой Ёримаса Минамото, работает хранителем Оружейной палаты. И что пра- пра- этого Ёримасы уже как-то такую чудищу заваливал. То есть даже не заваливал, только погудел тетивой – и чудища рассеялась.

Посылают Ёримасе повестку.

Ёримаса повестку читает и приходит в некоторое недоумение: "Бунтовщиков мочил. С ослушниками расправлялся. О чуде-юде невидимой не слышал".

Тем не менее прибывает к месту прохождения службы, имея при себе лук и две стрелы.

Посылает стрелу чисто на слух, чудище обрушивается на землю. Набегает народ с факелами – видят – голова обезьяны, тело барсука, змеиный хвост, тигриные лапы. В общем, "А слух как у собаки, а глаз, как у орла".

И дарят Ёримасе портвейна бадью меч под названием "Король Лев". Ну и спрашивают напоследок – а зачем вторая стрела?

Ну, товарищ пребывает в отличном настроении и потому вполне расположен к объяснениям:

– Ну, если бы первой стрелой промахнулся бы, то вторую точно в ту сволочь засандалил бы, что меня императору назвала.

Ибо нефиг.

5. Ёсицунэ, меч неправильно держишь ты.

"Наставниками Ёсицунэ в искусстве боя на мечах были тэнгу, жившие в горах маленькие лешие.

Ёсицунэ по ночам убегал из монастыря и упражнялся в фехтовании с этими способными созданиями. Тэнгу нашли в нем достойного ученика и обучили многочисленным выпадам, приемам защиты и нападения, парированию ударов веером и, как это ни странно, даже искусству драться чайником".

Байки от Ёсицунэ

1. Череп отца стучит в моё сердце

Клан Минамото пребывает в загоне. Глава клана убит в поднятом им же мятеже. Его жена – в любовницах у Тайра. Дети – в ссылке. Все стараются не отсвечивать и даже дышать – только по необходимости.

И тут появляется Монгаку. Бывший самурай, ныне монах. Человек святой, но шибко увлекающийся. Предпоследнее увлечение – сбор пожертвований в пользу храма Божьей Защиты. Собирать по монете на улицах – занятие пошлое и скучное, а посему Монгаку подходит к задаче творчески. Приглашает себя в имераторский дворец и начинает громогласно проповедовать. А на вежливые просьбы заткнуться, отвечает, что заткнётся. Но не раньше, чем храму пожертвуют, скажем, поместье. Имеет место некоторый мордобой, в ходе которого святой отец равно орудует мечом и свитком. К выходкам монахов император вообще-то относится философски, относя их к той же категории стихийных бедствий, что воды реки Камо и игральные кости. Но тут уж перебор явный. Так что монаха отправляют куда Макар телят не гонял. Причём, местом ссылки аккурат определяют селение, где уже мотает срок Ёритомо Минамото. Закон Мэрфи: падающий предмет всегда валится туда, где ущерб от него максимален. Или, если простыми словами – дрожжей в выгребную яму.

В ссылке смертельно скучно. А святому отцу хочется интриговать. И вот, находит он где-то череп и является к Ёритомо. Мол, бедный Йорик, череп твоего отца стучит в моё сердце – десять лет на груди ношу (sic!). И вообще, сынок, УБЕЙ ИХ ВСЕХ!

Ёритомо вяло поднимает голову и интересуется, а как быть с законностью? Потому как без высочайшего разрешения о проведении мятежа, о данном мероприятии и речи быть не может. Монгаку махает руками, мол не извольте беспокоиться, эт' мы устроим, императора беру на себя. Мирская суета вроде поднятого во дворце дебоша или императорского указа о пожизненной ссылке его не смущают ничуть. Впрочем, император Го-Сиракава – тоже прагматик до мозга костей. О дебоше не вспоминает, дурацких вопросов о пожизненной ссылке, где вроде бы монаху надлежит находиться, не задаёт. Зато требуемый рескрипт выдаёт одной левой – санкцию на проведения мероприятия "мятеж", с приложенным ордером на истреблении возомнивших о себе Тайра.

Дальше известно. Мятеж кончается победой, а посему мятежом не зовётся, Ёритомо становится сёгуном…

И всё бы хорошо, да идут слухи, что какому-то крестьянину удалось найти настоящий череп сёгуновского отца. Каковой последний из вассалов некогда притопил в речке.

Думаете, Монгаку это смущает? Да ничуть. Является к сёгуну, мол, вот он, ещё один череп твоего отца. Али, хозяин, недоволен?

Сёгун монаха терпит. Довольно долго. Пока не обнаруживает, что восьмидесятилетний старец ведёт долгие нравоучительные беседы теперь уже с последним из рода Тайра ("Рокудай, меч неправильно держишь ты"). Последнего из Тайра кончают, монаха отправляют на самый дальний и необитаемый из имеющихся в наличии островов.

2. Лошадью ходи!

Штурм ключевой крепости Тайра в Ити-но-тани. Диспозиция – аккурат как при осаде Минас-Тирита. С трёх сторон – стены, с четвёртой – горы.

Армия Минамото совершает чудеса храбрости под стенами. Тем временем Куро Ёсицунэ, главнокомандующий, с небольшим отрядом достаёт себе проводника-охотника и занимает позицию над крепостью. Высоко. Проводник объясняет, что дальше дороги нет.

Ёсицунэ интересуется, а ходят ли здесь олени? Ответ утвердительный.

Следует вывод: раз ходят олени, может пройдут и лошади. На эксперимент сгоняют вниз десяток лошадей под седлом. Ну, сколько-то ломают ноги, остальные проходят.

"А теперь – все!". В общем, художник Суриков, "Переход Суворова через Альпы".

…Когда в тылу у осаждённых появляется отряд дьяволов Минамото, поджигающих всё на своём пути, собственно сражение заканчивается и начинается панический драп.

3. Морской бой для чайников

Одно из преимуществ клана Тайра – их флот. Минамото мореходством не занимаются, а посему зрелище исчезающих за горизонтом кораблей противника – явление постоянное и унизительное.

Настолько постоянное, что в битве при проливе Фудзито взбешенный Морицуна Сасаки ведёт свой отряд в каваллерийскую атаку – на корабли. Со стороны картинка наверное получается захватывающая – всадники, в облаке брызг несущиеся по морю, аки посуху – см. "Бриллиантовую руку". В общем, "За буйки не заходить".

Сколько-то кораблей потоплено, но Куро Ёсицунэ не обольщается – да, повезло. Но не более. Надо строить флот.

…Начинать приходится с нуля. Не простого – абсолютного. Знаете, что такое абсолютный ноль? Это когда за день до выхода в море, кто-то вспоминает, что есть вроде такая полезная штука, руль называется. И не стоит ли поставить на корабль парочку? А для надёжности – четыре. На носу, корме и по бортам. Потому как – "корабль – не лошадь, зараз и не повернёшь".

А Есицунэ ему, что поворачивают в бою одни трусы.

А он в ответ – что полководец, который тупо ломится напролом – не полководец, а кабан. ("Он меня свиньёй обозвал").

Поговорили, называется. А тут ещё и погода испортилось. Тайфун. Корабельщики – ша, уже никто никуда не едет. Ёсицунэ – а чё так, ветер же попутный? А они – ни в какую. Не дурные, потому как. В общем, из двухсот кораблей в море удаётся выгнать пять. С дружинами Ёсицунэ и его близжайших вассалов – общей численностью человек восемьдесять. Да и то – под угрозой немедленного расстрела всей команды.

Непуганным идиотам – счастье. Потому как ветер на самом деле попутный и вместо ожидавшихся трёх дней на дорогу уходит около трёх часов.

И оказываются они на новом уровне – в самом сердце владений Тайра. В общем, картина маслом – хорёк на птицеферме. Остаётся вопрос – как высаживаться. Если причаливать, сгружать коней и т.д. – так перестреляют всех, как перепёлок.

И тогда Ёсицунэ приказывает – лошадей за борт. На буксире. И двигаться к берегу. А когда лошади достанут ногами до дна – всем в седло и в атаку. Благо мелоководье

Картина опять-таки выходит фееричная: в облаке брызг прямо из открытого моря вырастают всадники Минамото. Которых здесь нет и быть не может – по всем донесениям разведки. Сколько – не разобрать, но похоже очень много.

До первого удачного морского десанта ещё без малого шестьсот лет.

А дальше – только непрерывное наступление.

У Тайра сдают нервы. Вступает в действие план экстренной эвакуации, столица оставляется и поджигается, тысячи могучих и храбрых воинов слаженно грузятся на корабли и отчаливают.

И – финальный кадр – на оставленный берег выходят несметные полчища противника. Все восемьдесят человек.

4. Честь дороже

Как и полагается великому полководцу, росту в Ёсицунэ Минамото – метр с кепкой и непропорционально большая голова.

И вот, рейд по тылам Тайра продолжается. Очередной типа морской бой – когда на абордаж идут прямо из седла. В какой-то момент вассалы обнаруживают своего главнокомандующего, опасно перегнувшимся в седле. В полном доспехе. Битва в разгаре, а полководец пытается чего-то в волнах хлыстиком подцепить. А Тайра тем временем пытаются подцепить на вилы его самого.

В общем, спасают его в самый последний момент. Начальство мокрое, но счастливое донельзя. А в руках – спасённый из волн табельный лук.

Отношения с вассалами у Ёсицунэ вполне неформальные, поэтому народ начинает агрессивно интересоваться, что это на начальника нашло. Луков в арсенале – до кучи, а этот – к тому же ваще дерьмо. Да ещё и детский, кажется.

А Ёсицунэ терпеливо объясняет, что будь лук хорошим – так стал бы он жизнью рисковать. Ещё бы и сам за борт выбросил бы.

Но ведь поймают этот лук враги – засмеют же.

Мол, главнокомандующий – а детским луком пользуется.

5. Начальство в тебя верит

Когда начальство в тебя верит – это хорошо или плохо?

…Всё тот же поход. Вызывает Ёсицунэ своего вассала Ёсимори из Исэ и приказывает, мол, засела тут недобитая армия Тайра, общим числом три тысячи человек. Так что поезжайте, голубчик, и арестуйте их всех. Выделить могу целых шестнадцать бойцов.

Вассал отвечает в том смысле, что "Есть, сэр" и отправляется выполнять. Находит недобитую армию. И полным ходом идёт на сближение, мол "Мы не причиним вам вреда. С вашим начальником говорить буду". Выезжает начальник.

Вассал становится ликом скорбен. Мол, друг, знаешь, мы тут третьего дня вашу горную крепость взяли. Ваш главный с сыном сдались, остальные утопились, а батюшка ваш в плену у нас и убиваются сильно, мол, нехорошо, если сын ни за что погибнет. Так что не корысти ради, а токмо волею пославшего мя батюшки. Во избежание ненужного кровопролития.

Начальник чешет в потылице и говорит, что, да, он тоже что-то такое слышал.

И – финальный кадр – трёхтысячная армия, едущая сдаваться под конвоем шестнадцати бойцов. Главным силам Ёсицунэ. Тем самым – восьмидесяти самураям

К слову, тем же вечером пленная армия переходит на сторону Ёсицунэ. В полном составе. Без малейшего принуждения. Потому как да, разводка – но какая!

6. А рассмеялся

"Необходимо сочетать использование наказаний и поширений" – говаривал у нас на военке товарищ полковник.

Вот и Ёритомо Минамото накануне важного сражения решает повысить мотивацию своих полководцев описанным методом. И жалует самураю Такацуне Сасаки лучшего коня со своего плеча.

И вот идёт Такацуна по лагерю, весь из себя счастливый, а с другой стороны приближается к нему господин Кагэтоки Кадзихара – насупленный и мрачный. И интересуется самым что ни наиесть непринуждённым тоном, мол, откуда лошадка.

Такацуна резко вспоминает слова Ёритомо: «Многие мечтали завладеть этим конем, хорошенько помни об этом!». И понимает, что его сейчас будут убивать. Потому как господин Кадзихара – человек феноменально обидчивый и злопамятный и в вопросах ущемлённого самолюбия способен объявить вендетту не считаясь ни с чинами противника, ни с именами, ни с разницей весовых категорий. И сжить со свету хоть брата сёгуна – за неосторожно брошенную пару слов.

И даже если тут же на месте превентивно полоснуть Кадзихару мечом – проблемы это не решает. Мочить накануне сражения одного из лучших офицеров…не поймут-с! Так что требуется что-то изобрести и быстро. Потому как погибать в расцвете лет в детсадовской разборке: "Меня папа больше любит, он мне лошадку подарил" – пошло и неинтересно.

…Выслушав ответ Такацуны, господин Кадзихара от души чертыхается: "Надо было и мне не зевать", лицом светлеет и, всё ещё посмеиваясь, уезжает.

А что сказал Такацуна? Да очень просто:

"Украл".

7. Нас бросала молодость в сабельный поход

Получив коня, Такацуна Сасаки на радостях даёт Ёритомо обещание первым форсировать речку Удзи – либо лечь костьми на ней.

А как раз таяние снегов, речка широкая, бурная, водичка ледяная. Тайра с того берега постреливают, опять-таки. Но всё это не беда – так, мелкие неудобства.

А настоящая проблема – господин Кадзихара, на чистом самолюбии выжавший из своей лошади всё, что можно и опережающий Такацуну с его хвалённым жеребцом метров на шесть.

Такацуна привстаёт в стременах и орёт:

– Господин Кадзихара! А у вас подпруга ослабла.

…Стоять по пояс в ледяной воде, пытаться нащупать где-то там мокрую подпругу, наблюдая круп лошади конкурента, только что обдавшего тебя брызгами – удовольствие ещё то. Кадзихара пытается ответить симметрично, но поскольку хитроумие – не его сильная сторона, в голову приходит только чистая правда: "Берегись – на дне реки протянуты сети".

Предупреждён – значит вооружён. На скаку разрубая сети, Сасаки форсирует реку первым.

Встаёт в позу победителя и оповещает окрестности: "Я, Такацуна Сасаки, четвертый сын Хидэёси Сасаки, потомка в девятом колене императора Уды, первым переправился через Удзи!".

…Тем временем в реку входят рядовые.

Там уже не до шуток и состязаний, всё всерьёз.

И вот идёт самурай Хатакэяма, лошадь под ним убило, вымотался, как собака, а на том берегу ещё мечом махать. И видит он, что юный Сигэтика Огуси тоже без коня и уже совсем плох, пузыри пускает. А поскольку, он, Хатакэяма в своё время самолично надевал отроку шапку совершеннолетия (крёстный, типа), то чувствует себя в некоторой степени за него ответственным.

Так что берёт он отрока за шкирку и вышвыривает на берег.

Отрок приземляется на суше, оценивает диспозицию, тоже встаёт в гордую позу и оповещает окрестности – ломающимся голосом: "Я, Сигэтика Огуси, житель земли Мусаси, первым преодолел реку Удзи в пешем строю!".

Летописец особо отмечает долгий громкий хохот по обе стороны реки.

8. Два брата или Одиссея Куро Ёсицунэ

Война заставляет государство выдвигать сверхэффективных военных лидеров, давать им почти неограниченную власть и терпеть все их выходки. Но рано или поздно война кончается и политическому руководству приходится запихивать выпущенных им джинов обратно по бутылкам.

Конец преамбулы.

Когда молодой Куро Ёсицунэ малым отрядом прибывает к Ёритомо, тот произносит речь в том смысле, что "Большое дело начинаем – да доверять некому. Ты брат мой, вместе мы сила".

Теперь война кончается. Ёсицунэ – живая легенда. За ним – Действующая армия, и командующего она боготворит. Кто такой Ёритомо – армия не знает и знать не хочет, что его начинает сильно беспокоить. Мутят воду и враги Ёсицунэ – того же спора о рулях не забышие.

Ёритомо мудро решает, что дыма без огня не бывает, а посему Ёсицунэ предписывается армию оставить и следовать в своё Берёзово.

Сидит он там в окружении близжайших вассалов и пишет брату жалостные письма в стиле Михаила Николаевича Тухачевского: "Я ни в чем не повинен, но меня осыпают упреками, и я лишь плачу кровавыми слезами. И если мне суждено умереть, я умру с чувством глубокой любви к нашей стране, к нашей партии и к великому…"

Однако же и тронуть всенародно любимого полководца да ещё и своего брата, как-то неудобно.

Посему вызывает он к себе некого монаха. Монах возвращается среди ночи, поднимает свою банду, мол, собираемся и едем, провинции делить. Банда начинает сонно интересоваться, что делать-то надо? Атаман и объясняет, мол хорошие люди попросили встретить Ёсицунэ и быстренько убить. По дороге банда, преисполнившись своей исторической миссии, стремится поделиться ею с каждым встречным: "Слышь, земляк, мы тут брата сёгуна идём убивать, только ты никому".

Неудивительно, что ночной налёт на резиденцию Ёсицунэ, проваливается, монаха захватывают в плен, судят и приговаривают с немедленным исполнением.

Ёритомо рвёт на груди кимоно, мол, ПОСЛА УБИЛИ! И уже на законных основаниях объявляет облаву на брата.

Ёсицунэ пробирается в родные провинции, теряя вассалов и их лояльность. На дорогах заставы, чтобы их миновать, требуется масса изворотливости и находчивости. Последнюю заставу он проходит под видом мальчишки-послушника, которого терроризирует старший монах. И аккурат натыкается на руководителя облавой. Типа, кранты. Руководитель долго смотрит из седла на бывшего главнокомандующего, спешивается, отвешивает глубокий поклон, выдавливает что-то вроде "Сожалею видеть вас в таком виде", прыгает в седло и исчезает.

Ёсицунэ благополучно добирается до верной ему провинции, где и селится у её правителя.

Через некоторое время правитель чувствует недомогание, вызывает сыновей и излагает им последнюю волю.

– Когда я умру, пришлют посла с приказом убить Ёсицунэ. В награду предложат три провинции.

Не повинуйтесь. Нам не нужны чужие провинции. Послу скажите, что повеление выполнить невозможно.

Будет настаивать или явится снова – отрубите ему голову. Срубите головы двум или трем – больше посылать не будут. А если пришлют ещё одного – укрепляйте заставы. С вами лучший полководец Гражданской, отобьётесь, сынки.

К сожалению, на детях природа отдыхает – при словах "три провинции" к Ёсицунэ подсылают убийц. А потом шлют отчёт Ёритомо.

Тот рвёт ещё одно кимоно: они убили моего брата! БРАТА УБИЛИ!

После чего в провинцию отправляется вразумляющая армия. С приказом – пленных не брать.

9.Герои не умирают

…На самом деле Ёсицунэ не погиб в Осю. В Японии ещё долго верили, что ему удалось обмануть курносую и на этот раз. Рассказывали, что он смог уйти за море, сменить имя, собрать могучее войско среди чужого народа. Одержать ещё много побед и умереть глубоким стариком, в окружении сыновей и могучих воинов.

А звали его теперь – Чингиз-хан.

Блог Сёй Сёнагон

Жанр блога берёт начало где-то в Японии XI века.

Всё начинается с того, что при дворе образуется здоровенная пачка чистой бумаги. Вообще-то заготавливают её для переписывания исторической хроники, но выходит накладка: к моменту поставки хроника уже опубликована.

Императрица в недоумении – выкинуть жалко, использовать по назначению – жёстко.

Тут как раз оказывается рядом фрейлина Сей-Сёнагон и предлагает свои услуги – на условиях самовывоза. И оказывается в результате обладательницей целой кучи бумаги – всё равно, как сейчас получить на халяву компьютер с подключённым Интернетом.

Начинает писать. Жанр – классический блог – дневниковые записи, сплетни, стихи, размышления, флэшмобы ("Назовите пять вещей, которые неприятно слушать", "Назовите пять вещей, утративших цену"). Разве что тестов не делает.

Пишет Сей-Сёнагон "под замок", и продолжается всё это довольно долго – пока бумага не кончается.

Тут ещё заглядывает к ней с ночёвкой френд и обнаруживает под циновкой что-то объёмное и жёсткое.

Вытаскивает лист. Читает.

Нет, вы не подумайте, то, что мужчины в хейанской Японии писали исключительно серьёзную литературу отнюдь не говорит, что у них был плохой литературный вкус. Скорее наоборот.

Рукопись френд заматывает, и отдаёт на пиратское копирование.

Так что Сей-Сёнагон мгновенно оказывается "в десятке".