"Кэндзабуро Оэ. Лесной отшельник ядерного века " - читать интересную книгу автора

мне он вызывал сочувствие, кто знает, может быть, с годами ему становилось
все труднее, все невыносимее жить в лесных дебрях. И вот теперь, несмотря на
то, что с ним никто уже не считался, Гий сидел на галерее и требовал, чтобы
его допустили принять участие в обсуждении похорон Дзин.
В облицованном камнем подвале, оставшемся от снесенной усадьбы, играла
детвора. Тон задавали дети покойной Дзин, а остальные на все лады выражали
им свое почтение. Этот обычай не изменился со времен нашего детства:
малолетние сыновья и дочери покойного на некоторое время занимают особое
положение среди своих сверстников. Я остановился на краю бывшего подвала,
окинул взглядом простиравшуюся внизу тускло-белую в свете зимних сумерек
долину и, почувствовав легкое головокружение, с предельной отчетливостью
понял, как долго я жил такой жизнью, когда и в прямом и в переносном смысле
не приходится смотреть на мир с высоты. Потом я вошел во флигель вашего
дома, где жила Дзин. Там, перед самодельным алтарем, закрытая ватным
одеялом, лежала маленькая-маленькая Дзин. Я не видел ее лица - оно было
прикрыто белой тканью - и, пожалуй, усомнился бы, она ли это (ведь под
ватным одеялом тело Дзин, "самой толстой женщины Японии", должно было бы
выглядеть по крайней мере в три раза больше своих обычный размеров), если бы
не знал, что умерла она не сразу, а после долгой, мучительной болезни
печени, умерла голодной смертью, на протяжении многих недель поддерживая
угасающий организм лишь водой да собственным подкожным жиром, постепенно
таявшим и отдававшим калории этому телу, некогда непомерно раздобревшему и
являвшемуся символом позора всей ее жизни. А теперь Дзин истаяла, и, если бы
можно было предположить, что живой человек на девять десятых состоит из души
и только на одну десятую из плоти, а после смерти эта душа отлетает,
оставляя в одиночестве крохотное тело, тогда бы любая смерть человеческая
была наглядным доказательством отличия нас от животных. Но все было гораздо
проще, во всяком случае с Дзин: не душа ее улетела, а жир исчез, растаял,
испарился.
Около маленького тела Дзин сидели ее муж, один из распорядителей
похорон и облачившийся по моему совету в торжественное одеяние молоденький
настоятель, а также сопровождавшие его монахи-прислужники, очевидно срочно
вызванные из ближайшего городка. Настоятель что-то многозначительно говорил
распорядителю похорон. Я смотрел на них, прислонившись к открытой двери.
Разве раньше, до изгнания из храма, я бы осмелился держаться так
непринужденно на людях?! А теперь я получил право вести себя как хочу,
держаться, как простой человек, и это, безусловно, было проявлением
"свободы" в конкретной форме. Распорядитель, словно замечая и не замечая
меня, слушал настоятеля с отсутствующим, характерным для людей нашей долины
видом, дававшим ему возможность для тысячи уверток, коль скоро они будут
необходимы, а новоиспеченный настоятель откровенно тяготился моим
присутствием, напоминавшим ему, что он совсем недавно приходил ко мне за
советом. Молокосос! - мысленно сказал я ему. - Не приходится сознаваться,
что скоро не только ты, но и твои прихожане будут обращаться ко мне со всеми
своими горестями и я, помимо роли козла отпущения, буду играть также роль
бога-покровителя долины.
Как бы в подтверждение моих слов муж Дзин обернулся ко мне и, наверно,
заговорил бы, если бы его не сдерживало присутствие распорядителя и
настоятеля. Он молчал и только неотрывно смотрел на меня, и я, прекрасно
знавший удивительную способность жителей нашей долины проявлять чувства,