"Шэрон Кендрик "Мщение или любовь?" [love]" - читать интересную книгу автора

глаза твердостью и блеском напоминают стальной клинок.
Неожиданно Роми осознала, что не слышит никаких обычных звуков - их
заглушил шум пульсировавшей в голове крови. Поле зрения сжалось до
маленького кусочка пространства, и Роми обнаружила, что видит только
очертания его чувственного рта.
Ей казалось, что этот властный рот приближается к ней, и на какое-то
мгновение она с замиранием сердца подумала, что вот сейчас мужчина
наклонит свою темноволосую голову и поцелует ее, - и осознала, что
задерживает дыхание в ожидании...
Но он вдруг засмеялся и как-то неловко переступил с ноги на ногу,
словно ему было неудобно стоять.
- Боюсь, у меня нет готового решения. Так что нам просто придется
подождать. Рано или поздно кто-нибудь обязательно заметит, что одного из
нас нигде нет или что этот лифт основательно застрял между этажами.
- Да, конечно, - холодно сказала она и подчеркнуто повернулась к нему
спиной, чувствуя себя вконец униженной, ведь она отдавала себе отчет в
том, что всего мгновение назад ей очень сильно хотелось, чтобы он ее
поцеловал. Неужели и он догадался об ее желании?
Что это - еще одно проявление предсвадебной лихорадки? Неужели это
нормально - хотеть, чтобы совершенно незнакомый мужчина схватил тебя в
объятия и зацеловал почти до смерти? Крепко сжав губы, Роми уставилась на
пустую стену - она испытывала отвращение к себе.
Доминик смотрел на ее напряженные плечи и едва ли не физически
ощущал, как тесное пространство лифта заряжается магнетизмом взаимного
сексуального влечения.
Он попытался дать разумное объяснение тому, что с ним происходит. За
прошедший год у него почти не было времени думать об удовольствиях, так
что это неодолимое желание схватить ее и прижать к себе могло быть просто
реакцией его тела на такое добровольное воздержание.
Он трудился на износ много месяцев подряд, взявшись в одной
гонконгской юридической фирме за работу, для которой был слишком молод и
не обладал достаточной квалификацией, но в которой добился абсолютного
успеха, что удивило всех - кроме него самого.
Ибо Доминик был полон решимости преуспеть и стать первым из своей
семьи, не знающим страха перед судебными исполнителями.
Он вырос в бедности - в самой настоящей бедности, - живя с матерью,
которая была настолько гордой и суровой, что позволяла своему
единственному ребенку голодать. И Доминик навсегда запомнил, что такое
голод. Память об этой великой ноющей пустоте у него под ложечкой гнала его
вперед и вперед. Он поклялся, что остановится лишь тогда, когда заработает
достаточно, чтобы ему никогда больше не пришлось испытать голод.
Вся беда в том, что своей цели он достиг уже давно, но намеренно как
бы не замечал этого.
Его жизнь была целиком отдана работе. Женщинам не находилось места в
его мире. Они лишь отвлекают своими обольстительными глазами и нежной
плотью. А такие женщины, как эта - с волосами цвета светлого меда,
которые, будто лунный свет, стекают на ее торчащие, высокие молодые груди,
- ну, эта... Доминик вполне мог себе представить, что ему никогда больше
не захочется работать, если он все на свете позабудет в ее объятиях.
Конечно, время от времени он с кем-то встречался, но то были